Убийцы Сталина и Берии - Юрий Мухин

И вот этот человек (единственный, кстати, не глава правительства, который в 6 томах «Истории Второй мировой войны» У. Черчилля удостоился столь длинного описания), который и с Черчиллем говорил на равных, вдруг с бухты-барахты обещает Израилю казенное имущество. Не потому ли, что Голда Меир предварительно восхищалась другим:

«После того, как я пожала руку Молотову, ко мне подошла его жена Полина. «Я так рада, что вижу вас наконец!» — сказала она с неподдельной теплотой, даже с волнением. И прибавила: «Я ведь говорю на идиш, знаете?»

— Вы еврейка? — спросила я с некоторым удивлением.

— Да! — ответила она на идиш. — Их бин а идише тохтер (я дочь еврейского народа).

Мы беседовали довольно долго. Она знала, что произошло в синагоге, и сказала, как хорошо было, что мы туда пошли. «Евреи так хотели вас увидеть», — сказал она. Потом мы коснулись вопроса о Негеве, обсуждавшегося тогда в Объединенных Нациях. Я заметила, что не могу отдать его, потому что там живет моя дочь, и добавила, что Сарра находится со мной в Москве. «Я должна с ней познакомиться», — сказала госпожа Молотова. Тогда я представила ей Сарру и Яэль Памир; она стала говорить с ними об Израиле и задала Сарре множество вопросов о киббуцах — кто там живет, как они управляются. Она говорила с ними на идиш и пришла в восторг, когда Сарра ответила ей на том же языке. Когда Сарра объяснила, что в Ревивим все общее и что частной собственности нет, госпожа Молотова заметно смутилась. «Это неправильно, — сказала она. — Люди не любят делиться всем. Даже Сталин против этого. Вам следовало бы ознакомиться с тем, что он об этом думает и пишет». Прежде чем вернуться к другим гостям, она обняла Сарру и сказала со слезами на глазах: «Всего вам хорошего. Если у вас все будет хорошо, все будет хорошо у всех евреев в мире»342.

Последняя фраза жены министра иностранных дел СССР звучит как-то странно — это в связи с чем евреям СССР будет хорошо, если хорошо будет Израилю? Так не потому ли Молотов, который был столь жестким к союзникам-британцам, стал вдруг таким мягким к Израилю, который для СССР «был никто и звать никак»?

Думаю, что если бы я сказал Молотову, что он агент влияния и лоббирует интересы Израиля, то тот бы страшно возмутился. Но ведь подумайте, разве мог он на Политбюро действительно беспристрастно голосовать по вопросам Израиля, если уже сам пообещал послу оказать Израилю помощь? А его жене-еврейке только тогда будет хорошо, когда не СССР, а Израилю будет хорошо…

Так что уж если сам Молотов на евреях «поплыл», то чего же мы хотим от Абакумова?

Исследуя дело Абакумова, приходишь к мысли, что он почему-то был глубоко уверен, что его в конце концов освободят потому, что он знает о чем-то таком, что кто-то авторитетный на воле обязательно должен принять меры к его освобождению. Он писал много заявлений с жалобами, с уверениями в верности, но в тоне его писем чувствовалась какая-то уверенность: есть признание ошибок, но нет и намека на раскаяние. И на суде он также держал себя уверенно.

Кстати, о суде. В отличие от сталинских судов суд над Абакумовым был уже полностью подлым хрущевским судилищем с непременными подлецами судьями и с подонком прокурором (правда, персонально пока все еще с теми же самыми подонками).

Судили Абакумова в 1954 г. совершенно издевательски. Ведь он был врагом Берии. Берия, став в марте 1953 г. министром объединенного МВД — МГБ, освободил кое-кого из арестованных по делу Абакумова, но об освобождении самого Абакумова и речи не шло. Тем не менее на суде прокурор Руденко обвинял его как «члена банды Берии». Арестовали Абакумова, по сути, за невозбуждение дел против евреев, а осудили за их возбуждение. Судил его судья Зейдин, если вы помните, то это единственный судья, которому доверили стряпать дело на Берию.

Суд над Абакумовым и его подельниками был в Ленинграде и считался открытым, но протокол этого «открытого» суда имеет гриф «совершенно секретно». Абакумов отмел все обвинения, виновным себя ни в чем не признал, потребовал привлечения к делу оправдывающих его документов. В последнем слове сказал: «Меня оклеветали, оговорили. Я честный человек… Я доказал свою преданность партии и Центральному Комитету…» Это, конечно, не помогло. Говорят, что перед выстрелом он успел крикнуть: «Я все, все напишу в Политбюро…»343 И эти слова свидетельствуют о том, что сам расстрел для него был внезапным, хотя его объявили в приговоре.

Тут дело в том, что после суда Абакумову должны были дать 10 дней на написание прошения о помиловании, но ему сделали исключение — убили через час после вынесения приговора в присутствии, разумеется, Руденко.

Складывается впечатление, что Абакумов был уверен, что кто-то учтет, что на следствии и суде он молчал, и примет меры к его освобождению. И надежды его, надо сказать, были не без оснований.

Я упоминал о том, что вместе с Абакумовым был арестован Лев Шейнин, который незадолго до ареста занимал очень высокий пост в Генеральной прокуратуре СССР. Сидевший с ним в одной камере полковник МГБ Чернов вспоминал:

«От него я и узнал, что Берию посадили. Шейнину, понятно, этого не сказали, но Лева башковитый — по характеру записей в протоколе допроса сам обо всем догадался и тут же написал письмо Хрущеву, они друг с дружкой давно знакомы. Главное, был случай, когда Лева ему добро сделал: входил в комиссию, которая по заданию Политбюро что-то проверяла на Украине, и составил справку в пользу Хрущева. И Руденко ходил у него в дружках, тоже, видно, замолвил словечко — в общем, Леву вскоре выпустили»344.

Вот, видимо, и Абакумов надеялся на что-то в этом роде. Но знал он, судя по итогу, что-то такое, что те, кто мог его спасти, предпочли, чтобы он не только замолчал навсегда, но и перед расстрелом не успел ничего ни сказать, ни написать.

Кстати, Столярова это тоже заинтересовало, и Столяров посвятил целую главу гипотезам о том, почему Абакумова так быстро спровадили на тот свет. Но ничего вразумительного придумать не смог, кроме «противозаконные действия Хрущева — тропа не торная, она еще ждет своего исследователя».

Так почему бы нам не пройтись по этой тропе?

Это дело оболгано до крайней степени, и нам оно интересно с точки зрения того, о чем мог молчать на допросах Абакумов, и пример того, как, начиная с Хрущева и по настоящее время, извращена история тех времен.

Если вы спросите у любого, кто интересуется историей «дела врачей», то, вероятно, в 99 % случаев вам ответят: была такая Лидия Тимашук, которая в 1953 г. написала в ЦК донос на врачей-евреев о том, что они якобы неправильно лечат членов правительства, и из-за этого доноса МГБ арестовало много врачей-евреев, которых, по обыкновению, начали бить и пытать. А советские газеты того времени начали антисемитский шабаш против всех евреев вообще.

Вот, к примеру, упомянутый мною академик Российской академии образования Д.В. Колесов в своей книге наставляет учителей: