Аргентина. Локи - Андрей Валентинов

– Отсчет пошел, – предупредила Оршич, надевая шлем. – К двигателям можете не прислушиваться, здесь хорошая звукоизоляция. А вот тряхнуть может.

«14», «13», «12»…

– А я себе все иначе представлял, – негромко проговорил Николас, в свою очередь пристраивая шлем на голове. – Совсем иначе! Вроде бы красиво, но… Неуютно. Даже штурвала нет.

«8», «7», «6», «5»…

Вероника откинулась не спинку кресла, положила тонкие пальцы на пульт.

– Я – Поларис-1. Расстыковка прошла штатно, все системы работают. Стартуем!..

«2», «1», «0»…

Пэл, которой шлема не досталось, терпеливо ждала толчка, но громада корабля лишь еле заметно дрогнула. Она невольно удивилась. Так просто? В книжках про капитана Астероида все иначе.

– Я – Поларис-1, – негромко проговорила Оршич. – Полет нормальный.

5

Наблюдателя выставили, но с баррикады Лонжа не ушел. Пристроился на уже пригретом месте, винтовку положил справа, чтобы под рукой была, и смотрел сквозь негустой вечерний сумрак на пустую площадь. То, что их просто так не отпустят, понимал. Еще один штурм обязательно будет – просто ради лишней строчки в рапорте. Сделали, что могли, героизм проявили, нанеся врагу невосполнимые потери… В крепости тихо, лишь время от времени откуда-то слева, где казармы и склады, доносятся одиночные выстрелы. Наверняка ищут беглецов, крепость большая, всех сразу не подгрести. Если бы восстание готовили с умом, можно было занять пустой склад – тот, что с подземным ходом в подвале, и продержаться до ночи без лишних потерь.

А потом он внезапно понял, что никуда не спешит. В тоннеле – смерть, в крепости тоже, но здесь, по крайней мере, все ясно. Свои и враги, выбор сделан. За пределами бастионов и куртин начиналась неизвестность, в которой, если получится выжить, придется еще долго разбираться. В Штатах, готовясь к поездке в Европу, Август Виттельсбах даже не предполагал, что это так сложно.

Из-за угла казармы неярко блеснула оптика – наблюдатель, но уже чужой, неосторожно поймал биноклем луч закатного солнца.

Рдаум! Р-даум!..

Баррикада начеку, пули легли не слишком точно, но бинокль исчез. Лонжа попытался представить, что сейчас творится в мирном спокойном Париже. На какую страницу вечерних газет попадет новость о восстании в Горгау? На вторую, в международный отдел? Или на последнюю, рядом с программой радиовещания и платными объявлениями? Французы делают вид, будто верят в «великую дружбу» с Германией. Это еще не страшно, хуже, если поверят всерьез. Тогда через несколько лет Рейх раскинется до Ла-Манша. За глупость придется платить…

Чужой наблюдатель вновь показался из-за угла, уже не слишком скрываясь. Подождал, пока заметят и внезапно махнул в воздухе большой белой тряпкой, не иначе, куском простыни. Раз, другой, а потом спокойно выйдя к разоренному пулеметному гнезду, так и замер, вытянув вверх правую руку.

Лонжа встал.

– Не стрелять!

Говорить с врагом не о чем, но каждая минута приближает миг заката. Пусть приходят!

Ждать долго не пришлось. На площадь твердым шагом ступил некто высокий, в длиннополой шинели и фуражке. Развернулся, четко, словно на параде, и ударил подошвами в асфальт, направляясь точно в створ ворот. Лонжа, чуть подумав, решил идти навстречу. Подпускать врага к баррикаде опасно.

– Я к пулемету, – доложил дезертир Запал, забираясь на броню. – Если что, сразу падай.

Лонжа не стал отвечать. Поправил шинель, застегнулся, проверил пистолет на поясе.

– Пошел!

Август Виттельсбах вдруг понял, что он – совершенно неправильный король, но почему-то совсем не огорчился.

* * *

Обергруппенфюрер СС Йозеф Дитрих, командир Лейбштандарта, подбросил ладонь к фуражке.

– Здравствуйте, гефрайтер! Смотрю, вы действительно не уважаете старших.

На приветствие Лонжа ответил, но здоровья желать не спешил.

– Мы дали вам честный бой. Разве не в этом проявляется уважение к противнику?

Дитрих нахмурился.

– Мятежники – не противник, это вы знаете не хуже меня. На них не распространяются обычаи войны. Но я пришел говорить о другом… Пугать вас, как я понимаю, бессмысленно.

Лонжа заставил себя улыбнуться.

– Зато вас – можно и нужно. Фюреру уже доложили о том, что Горгау в любой миг может взлететь на воздух?

Обергруппенфюрер оскалился в ответ.

– Фюрер не поверил, как и я сам. Вы нагло блефуете! Если склад взорвется, пострадают тысячи мирных немцев. Кто будет в этом виновен? Только вы, лишившиеся разума враги Рейха! Вы сами обрушите на свои головы народный гнев, а Германия, залечив раны, станет только сильнее.

Август Виттельсбах пожал плечами.

– Практика – критерий истины. Проверим!

Командир Лейбштандарта на миг задумался.

– У солдата на войне две задачи – выполнить приказ и уцелеть самому. Мне лично бояться нечего, отбоялся еще на Великой войне. Но я хочу сберечь своих парней, они – лучшие из лучших, надежда и будущее Рейха. Поэтому у меня есть предложение. Свободу обещать не могу, это будет значить, что мятеж победил. Но в моей власти отнестись к вам, как к солдатам вражеской армии. Вы станете военнопленными со всеми правами и гарантиями. Несколько лет проведете в лагере, а потом, когда обстановка позволит, будете освобождены. Обещаю это от имени фюрера. Свою силу вы уже показали, самое время подумать о жизни.

Настало время задуматься Лонже.

– Если мы военнослужащие, значит, воюем по уставу. А устав разрешает сдачу в плен, только если исчерпаны все возможности к сопротивлению. Два штурма мы точно отобьем. Вы слишком рано пришли, обергруппенфюрер! Кстати, у нас возле входа стоит грузовик. Пожалуй, рискнем и загрузим кузов снарядами из «компауса». Германия не пострадает – в отличие от тех, кто в крепости.

Посмотрел врагу в глаза и словно поставил королевскую печать:

– Приходите!

* * *

Когда куманёк в который уже раз за день скомандовал «К бою!», Локи отнесся к этому по-философски. Бояться просто надоело. Вдруг и в этот раз не убьют? На всякий случай расспросил соседа по поводу загадочного «прицела три», после чего взглянул на столь нелюбимую им винтовку несколько иначе. Вот ведь хитрая штука!

Диспозиция изменилась. Грузовик надежно прикрывал правую часть ворот, поэтому стрелков оттянули ближе к центру. Еще один устроился прямо между колес. Времени на все это хватило, площадь все еще пуста, если не обращать внимания на мертвых. Хорст так и делал, старясь не смотреть на то, что лежало перед самым входом. Пули еще ладно, но танковые гусеницы и автомобильные скаты наделали дел. Если выживет, точно сниться станет!

Мельком вспомнилось, что каждая атака начиналась с пулеметной очереди из штабного окна. Но на этот раз MG 34 почему-то молчал. Зато у них пулеметов прибавилось. Один остался в танке, второй же, трофейный, приспособили точно в центре, прикрыв с двух сторон ящиками. Сапер-фельдфебель не меньше получаса объяснял двум «полосатикам» все стрелковые премудрости. Локи, этой участи счастливо избежавший, мог предаваться куда более приятному делу – размышлениям. А поскольку о смерти думать не хотелось, мысли текли все больше о жизни, только не нынешней, непонятной, а о той, что после настанет, если очень повезет.