Петр Николаевич Дурново. Русский Нострадамус - Анатолий Бородин

Реформы, полагал П. Н. Дурново, должны идти в русле традиций национальной жизни и национальной государственности. Реформатору следует действовать осторожно, четко представляя результаты намеченной реформы, ему надлежит быть творцом, а не имитатором. «К изданию законов социального значения, – говорил он, – нельзя приступать с легким сердцем; дело это требует чрезвычайной осторожности, обдуманной оценки вероятных ближайших и отдаленных последствий. Примеры Западной Европы едва ли имеют для нас большое значение – хождение постоянно на поводке европейской практики может доказывать лишь недостаток творчества»[784].

Фабрично-заводские рабочие, по мнению П. Н. Дурново, «требуют особого о них попечения главным образом потому, во-первых, что их скопляется часто несколько тысяч в одном месте, и во-вторых, что хозяин и его главные приказчики не имеют физической возможности входить в подробности их жизни и обстановки, а участь рабочих поневоле вверяется низшим приказчикам – отсюда возможность всяких злоупотреблений».

Однако и здесь, в рабочем вопросе, недопустимо, по его мнению, руководствоваться боязливым желанием удовлетворить массы. «К чему мы пришли с новым рабочим законодательством? – возмущался он в общем собрании Государственного Совета 19 мая 1914 г. – Когда Министерство Торговли и Промышленности, плохо обдумав последствия этого законопроекта, начало победоносно насаждать в России больничные кассы, то один из бывших Членов Государственного Совета от промышленности говорил мне, что эти кассы непременно превратятся в стачечные комитеты. Предсказание это сбылось, и на наших глазах стачки происходят по команде неизвестных людей и по всяким неосновательным поводам, большею частью политического свойства, принося громадные убытки нашей промышленности и вредное для нашей обороны промедление в сооружении кораблей, орудий, снарядов и других военных приспособлений. Все эти безобразия происходят от торопливости, от желания непременно и неизвестно для чего не отстать или даже перегнать в социальных нововведениях Германию или чуть не всю Европу. Мы, хватая по нашему обыкновению все через край, дошли до того, что за счет людей, оставленных без всякой санитарной помощи, лечим чуть ли не от насморка 2 000 000 рабочих». Законы эти «задуманы тою же сентиментальною малогосударственною мыслью, а разработаны с тем же легким сердцем».

«На наших глазах, – предупреждал он, – с угрожающей постепенностью мало-помалу требования неимущего класса, подзадориваемого разными теоретическими учениями до социал-демократического включительно, возрастают, и чем они кончатся – это никому неизвестно».

Признавая особенности положения рабочих и их особые интересы, он вместе с тем считал, что невозможно заимствовать западноевропейское рабочее законодательство, в частности страхование: Россия в экономическом и во всех других отношениях отстает от Германии и остальной Европы лет на пятьдесят, капитализм в России не настолько развит, чтобы взвалить на себя такую ношу – отсталые условия и отношения нашей жизни не позволяют резких перемен. Поэтому значительной части населения России придется на некоторое время смириться с намного худшими жизненными условиями, чем у населения развитых стран Европы.

Хорошие отношения между рабочими и предпринимателями, по мнению П. Н. Дурново, «в высшей степени желательны», и государство должно твердо и строго регулировать их, «справедливо охраняя интересы всех и каждого», как рабочих, так и владельцев предприятий[785].

Что касается политических реформ, различного рода учреждений и прав, то «убежденный материалист Дурново всегда подчеркивал, что бессмысленно создавать институты до того, как социально-экономические условия созреют для них»[786].

Как далеко был готов идти П. Н. Дурново по пути реформ? И. И. Толстой, бывший в кабинете С. Ю. Витте министром народного просвещения, писал позднее: «До Булыгинской совещательной Думы, до осторожной реформы местного самоуправления и крестьянского управления Дурново находил возможным идти; может быть, он согласился бы с уничтожением должности земских начальников, но дальнейшие шаги, а тем паче действительное исполнение обещаний манифеста 17-го октября он искренне считал опасной авантюрою, могущею привести только к общей катаклизме»[787].

П. Н. Дурново не был принципиальным противником реформ, а находил многие из них несвоевременными: в одном случае – за отсутствием социально-экономических предпосылок, в другом – из-за угрожающего международного положения, и, наконец, война – вообще не время для реформ.

И так считали многие. «Не случайно сложился исторический строй России, – писал Д. И. Пихно, – но почти случайно он разрушился, и притом в то время разрушается этот инструмент силы, когда на Востоке выросла темная и грозная туча. Конституционалист Чичерин, во всяком случае, очень умный либерал-аристократ в духе старого европейского либерализма, сказал, что Россия не могла думать о свободных государственных формах, пока на нее налегали враги с востока и запада, а мы вводим конституцию, когда налегли японцы и просыпаются китайцы»[788].

Что касается речей «некоторых думских ораторов о необходимости» в условиях войны «проводить реформы местного управления и всякие другие реформы нашей внутренней жизни», то они, с точки зрения академика М. М. Богословского, были «похожи на разговоры и соображения о перестройках и переделках в горящем доме, когда прежде всего надо заняться тушением пожара»[789].

Как современники, так и исследователи отмечали у П. Н. Дурново развитое национальное чувство, характеризуя его «националистом и искренним патриотом», «пламенным русским патриотом». Тем не менее националистом, членом Всероссийского национального союза он не был и политики его не разделял. Архиепископ Евлогий в тревоге за судьбу холмского законопроекта посетил некоторых членов Государственного Совета. «Дурново обещал мне поддержку, – вспоминал он, – однако горячего сочувствия я у него не встретил. “Я не могу назвать себя вашим сторонником, – сказал он, – но вижу, что законопроект в такой стадии, когда его назад уже не повернуть”»[790].

Как государственный деятель, П. Н. Дурново менее всего руководствовался чувствами, в том числе и национальным. И не только потому, что – как считает Д. Ливен – ему, как «любому российскому лидеру, приходилось сталкиваться с большими трудностями при использовании национализма» – многонациональным составом империи и ее слабостью на международной арене[791]. «Я думаю, – говорил П. Н. Дурново, – что чувствами нельзя управлять государством. Управлять государством есть дело суровое, – сама справедливость уступает перед требованием государственных, высших интересов»[792].