Янычары в Османской империи. Государство и войны (XV - начало XVII в.) - Ирина Петросян

составляло основное содержание военных кампаний со второй половины XVI в. В их рамках уже не оставалось места для генеральных сражений с неприятельскими армиями, избегавшими подобного рода столкновений. К тому же экономические и технические успехи европейцев, появление новых типов огнестрельного оружия, новых тактических приемов ведения боя, начали сводить на нет былые военные преимущества огромной османской армии. Но это еще не был конец турецкого военного могущества. Это было начало его конца. Традиционная идея необходимости завоеваний еще была жива, ее инерционная сила, связанная теперь исключительно с идеей борьбы с «неверными», с противостоянием мира ислама и христианского мира, требовала продолжения активной военной политики, а ее успехи рассматривались как важный показатель божественного благоволения и покровительства.

До 1574 г. османская история знала малочисленные примеры поражений турецкого оружия, которые, впрочем, считались турками досадными исключениями, забывавшимися сразу же после последующих громких побед и завоеваний. К концу XVI в. уже одержанные победы могли рассматриваться как радостные исключения среди поражений, которыми полна османская история этого периода. Эту тенденцию четко уловил, по-видимому, Селим II, не желавший неудачным военным предводительством подвергать риску престиж своей верховной власти в глазах подданных. Не принимал участия в военных операциях и его сын, принц Мурад, оказавшийся после смерти отца совершенно не готовым возглавлять свою армию. Лишь однажды он мог видеть военные действия, когда двенадцатилетним мальчиком наблюдал с городских стен Коньи за сражением, развернувшимся между войском его отца Селима и дядей — Баязидом — в пору их спора о престолонаследии2. Отказ от практики военного предводительства означал изменение представления об этой важнейшей функции верховной власти внутри самой власти. Но Османская империя оставалась военной державой по преимуществу и ее фундаментальные основы по-прежнему были связаны с военными предприятиями и интересами военного класса сипахи и регулярной армии. Во всяком случае, в последней трети XVI в. и те и другие еще требовали войн и побед, от чего во многом зависело их материальное благосостояние. Но сама верховная власть уже не отвечала этим задачам и требованиям. Жизнь двора и бюрократической верхушки, дворцовые интриги и интересы гарема отныне значили для султана гораздо больше, чем необходимость являть собой образцового военного предводителя.

Благополучно взойдя на престол после смерти отца, внук Сулеймана Великолепного и Хуррем Султан, Мурад III не забыл свои детские впечатления о грозящей гибелью внутридинастийной борьбе и решил для себя эту проблему без лишних затей. Прибыв из Манисы в Стамбул, он отдал приказ об одновременном убийстве всех своих братьев, избавляя таким образом себя от потенциальных соперников. С учетом печального опыта внутридинастийной борьбы, разгоравшейся при вступлении на престол практически всех османских султанов, Мурад поступил жестоко, но весьма прагматично.

Упоминая об этих убийствах членов османской династии, османские хронисты по необходимости кратки в своих рассказах. Например, Шараф-хан ибн Шамсаддин Бидлиси сухо сообщает в своем труде «Шараф-наме», что братьев Мурада III задушили «в соответствии с османским законом и фетвой улемов, [придерживающихся] толка Абу Ханифы [ал]-Ну’мана б. Сабита: „Ради большой пользы дозволено устранить малое зло”»3.

Взойдя на престол, Мурад III принял традиционное для османских верховных правителей решение укрепить авторитет своей власти с помощью военного похода, причины которого были объявлены исходя из представлений о роли турецких султанов как покровителей мирового ислама и понималось как всемерная поддержка суннизма. По-прежнему традиционным врагом Османской империи оставался Иран — опора шиизма и шиитов не только в своем государстве, но и среди шиитствующих в Османском государстве, представлявших нелояльную и политически опасную часть населения. Не теряя времени, Мурад созвал большой совет для обсуждения дел внутри «мусульманской уммы» и предложил совершить поход против Ирана в целях «укрепления основ суннизма»4. В намерения нового султана, отличавшегося большим женолюбием, плодовитостью и скупостью, возглавлять поход не входило. Момент для такого похода был весьма неблагоприятен. Ко времени вступления на престол Мурада III Османская империя переживала финансовый кризис. Дефицит казны стал обычным явлением. Налоговые поступления не покрывали огромных государственных расходов, одной из главных статей которых было содержание войска на жалованье. В стране отмечался повсеместный рост цен, процесс обесценивания ходовой серебряной монеты акче шел быстро и постоянно5, что вело к уменьшению реальных доходов регулярной армии, участие в походах которой с каждым годом стоило казне все больших и больших средств. В наибольшей мере ухудшение дел казны отразилось на янычарском корпусе, но также и на придворных сипахи, равным образом состоявших на жалованье. Экономические интересы и тех и других в наибольшей степени пострадали от финансовых затруднений государства.

12 января 1575 г., вскоре после восшествия на престол Мурада, во время очередного дивана бёлюки сипахи подняли бунт, требуя, чтобы всем конногвардейцам в связи с выдачей коронационного бахшиша была предоставлена прибавка к жалованью в размере 5 акче. Члены правительственного дивана разъяснили смутьянам, что подобная прибавка полагается не всем сипахи, а лишь двум их первым бёлюкам. Сипахи остальных четырех бёлюков должны были получить прибавку в 4 и 3 акче. Однако подобное разъяснение не удовлетворило сипахи. Тогда из архива казначейства были доставлены старые дефтеры времен султана Мехмеда II, из которых следовало, что во второй половине XV в. прибавка к жалованью при подобных обстоятельствах предоставлялась в разных суммах6. Ссылка на древнюю практику с предъявлением дефтеров возымела силу, и бунт прекратился.

Дела казны были столь плачевны, что вопрос о начале военной кампании против Ирана бурно дебатировался в диване, несмотря на начинавшую благоприятно складываться для похода политическую обстановку в связи со смертью шаха Тахмаспа весной 1576 г. В Иране разразилась внутридинастийная смута. В результате нее в тот же день после восшествия на престол был убит Султан Хайдар-мирза, сын Тахмаспа от грузинской невольницы. Новым шахом был провозглашен имевший большую поддержку со стороны туркменских племен сын Тахмаспа Исмаил-мирза. Однако 28 ноября 1577 г. он умер. Во время своего короткого правления Исмаил пытался смягчить суннитско-шиитскую рознь в Иране и запретил хулу в отношении суннитских шейхов, халифа Османа и Айши, дочери первого халифа Абу Бакра (и любимой жены пророка Мухаммада), желая установить конфессиональный мир в своем государстве. Однако это вызвало сильное недовольство шиитской знати. (По некоторым признакам, Исмаил-мирза умер насильственной смертью.) Иранским шахом был объявлен его брат — слепой Султан Мухаммад-мирза (Мухаммад Худабенде). Но он лишь номинально являлся шахом. Страной правила, разделив ее на сферы влияния, туркменская племенная знать. Великим везиром нового шаха, в это трудно поверить, был также слепец, Мирза Салман Джабири Исфахани. Шараф-хан в своем труде восклицает в связи с этим: «И возжелали они при слепом государе и лишенном света зрения везире [навести] порядок в мире и упорядочить государство персов!»7