Королева пламени - Энтони Райан

— Он хочет знать, отчего зверя не съели, — сказали за спиной.

Ваэлин обернулся и увидел Асторека, с улыбкой наблюдавшего за детским весельем. Невдалеке сидели его волки, огромные самец и самка. Бедный Шрам задрожал от их запаха.

— Они слишком близко, — сказал Ваэлин.

Асторек кивнул, и волки одновременно встали и пошли на лед, а там, забыв о степенности, принялись скакать, кружиться и игриво покусывать друг друга.

— Он для езды, не для еды, — ответил Ваэлин мальчику.

Когда Асторек перевел, ребенок пришел в полное замешательство. Тогда Ваэлин просто поднял его и усадил на спину Шрама, взял в руки поводья и медленно двинулся вдоль берега. Мальчишка засмеялся, захлопал в ладоши, остальные дети дружно загалдели. Тут не требовалось переводчика. Все тоже захотели покататься.

Забава длилась где-то с час, потом Асторек сказал несколько кратких слов, и ребятня тут же угомонилась и отправилась искать развлечений в другом месте. Хотя Волчий народ очень многое позволял детям, те знали свое место и сразу безоговорочно послушались Асторека.

— Он не совсем точно описал вас, — заметил Асторек, когда дети ушли. — Он сказал, вы будете свирепым.

— Ты говоришь о своем пророке так, будто лично знаешь его.

— Я столько раз слышал его слова, что временами мне кажется, будто знаю. Мой народ ничего не записывает, но всех шаманов учат без ошибок повторять послание наизусть.

Ваэлин отвел коня в убогую конюшню, прицепил на морду мешок с фуражом. На островах было скверно с зерном, но хватало ягод и корнеплодов. Их заготавливали летом и сохраняли на зиму. Судя по довольному фырканью и лоснящемуся крупу, коню новая диета нравилась не меньше овсяной.

— Мои отец и мать попросили осведомиться о ваших намерениях, — сказал Асторек.

— Намерениях?

— Сколько Волчий народ помнит себя, он ожидал вашего прибытия, зная, что оно ознаменует наступление великой опасности. А вы проводите дни, ухаживая за лошадью, ваши компаньоны играют, а большой вождь истребляет наши запасы соснового эля.

— У Альтурка, хм, болит душа, — сказал Ваэлин. — Мы задержались тут потому, что Мудрый Медведь предупредил нас о Долгой ночи. Если она застигнет в пути, это смерть. Конечно, мы благодарны вам за гостеприимство.

— Вы говорите так, будто собираетесь уходить.

— Мы пришли сюда в поисках одного человека. Песнь Кираль приведет нас к нему. Когда она ясно услышит нужное в песни, мы уйдем отсюда.

— И оставите нас нашей судьбе, какой бы она ни была? — спросил Асторек.

— Похоже, ты очень веришь в древние картины и не менее древние сказки. Что странно, если учесть твое происхождение.

— В самом деле? — воскликнул Асторек и невесело рассмеялся. — Вы откажете в помощи моему народу лишь потому, что не доверяете мне?

Ваэлин снял торбу с морды Шрама, почесал коню нос.

— Насколько я вижу, ваши люди не нуждаются в помощи. А мне хотелось бы узнать, как ты очутился здесь как раз к нашему приходу и почему так бегло и правильно говоришь на нашем языке.

— Если бы я оказался врагом, разве песнь охотницы не предупредила бы вас?

Ваэлин вспомнил Баркуса, ночь на пляже и то, как соскользнула маска и враг явил себя. И все эти годы песнь не говорила ничего о враге.

— Возможно, и предупредила бы. Но я узнал на своем горьком опыте, насколько слуги врага изощренны в запутывании следов.

Ваэлин отставил торбу с остатками корма и накинул на Шрама попону. Тот удовлетворенно фыркнул — почувствовал тепло. Ваэлин посмотрел на Асторека. Тот потупился и тихо, неохотно проговорил:

— Меня привел сюда волк.

Ваэлин собрал людей в большом зале, чтобы послушать рассказ Асторека. Лонаки сосредоточились, как всегда, когда ожидалась интересная история. По обе стороны от Ваэлина уселись Одаренные, за ними аккуратными рядами расположились гвардейцы Орвена. Отсутствовал лишь Альтурк. Кираль принялась расспрашивать старшего сентара, тот пожимал плечами, ерзал и не смотрел ей в лицо. Кираль злилась, и в ее словах отчетливо звучало презрение.

Асторек сидел у огня, и в его свете лицо воларца казалось желтым.

— Мой отец был богатый человек, торговец, как и его отец, — начал он. — Мы жили в крупном портовом городе Ворраль. Я вырос в большом красивом доме моего деда, окруженный дорогими игрушками и дорогими рабами. Торговал мой дед главным образом с Объединенным Королевством, и в нашем доме часто бывали торговцы и капитаны из-за моря. Мой дед очень заботился о наследниках и заставил меня выучить все главные языки торговли. К двенадцати годам я свободно говорил на альпиранском и языке Объединенного Королевства и даже мог объясняться на паре диалектов Дальнего Запада. Но, несмотря на такую муштру, я был счастливым ребенком. Отчего же нет? Несколько часов занятий в день, и мне позволялось буквально все. Дед любил баловать меня.

Асторек улыбнулся, вспоминая.

— Но все изменилось, когда дедушка умер. Похоже, мой отец в юности мечтал о военной карьере. Дед не позволил ему. Дедушку не интересовало военное дело, разве что торговля оружием. Всем воларцам положено отслужить два года в качестве вольных мечников, но дед знал, кому заплатить, чтобы лишить моего отца шансов на воинскую славу. Годы шли, отец пестовал обиду, мечтал, строил планы — и все вырвалось на свободу со смертью деда. В Воларии не слишком хорошо относятся к самодеятельным солдатам. Сыновья богачей могут купить патенты на должности младших офицеров, но дальнейшая карьера — исключительно за заслуги. Однако отец знал, кому дать взятку, на свои деньги собрал и экипировал целый батальон кавалерии вольных мечников и быстро получил ранг командора. Но для удовлетворения амбиций ему не хватило звания, он захотел настоящей славы. В Воррале, как и в прочих воларских городах, много статуй. Длинными рядами стоят изваяния древних и современных героев. Отец очень хотел видеть себя в их рядах. Возможность представилась. Началась кампания по усмирению северных варваров. По воларскому обычаю, достигшие подходящего возраста сыновья старших офицеров идут на войну вместе с отцами. Мне тогда было тринадцать лет.

— А мать не возражала? — спросил Ваэлин.

— Наверное, она бы возражала, если бы была со мной. Я ее не помню. Дед сказал, что моя мать оказалась шлюхой и еретичкой, а отец вообще не говорил о ней. У нас на кухне была рабыня, такая старая, что уже выжила из ума. Я часто воровал пирожки. Однажды она застигла меня и закричала: «Отродье эльверы!» Рабы оттащили старуху, и я больше никогда не видел ее. Тогда дед в первый и последний раз сурово наказал меня, дал тридцать ударов тростью и после каждого заставлял обещать никогда больше не упоминать моей матери.

— Она была Одаренной, как и вы, — сказала Дарена.

— Думаю, да. То же самое и у Волчьего народа. Только Одаренные матери передают Дар детям. Во время путешествия на север солдаты моего батальона иногда рассказывали про странных людей, которых искали и забирали агенты Совета. Этих людей никто больше не видел. Хотя говорили украдкой: отец очень ревностно поддерживал дисциплину и в первую же неделю приказал высечь несколько человек. Похоже, он старался строгостью возместить отсутствие таланта к военному делу. Бедный мой папа. Он оказался никудышным солдатом. Он быстро уставал и чуть не падал с коня, часто болел, не умел отыскать довольствие для солдат. К тому времени, как мы присоединились к основной армии, папины мечты о славе разбились о правду солдатской жизни. Насколько я мог видеть, жизнь солдата состояла в основном из невзгод, плохой еды и постоянного страха порки. Скрашивали эту жизнь только выдача вина да игра в кости на привале. Думаю, мой отец скоро решил расстаться с новой карьерой и, наверное, смог бы за соответствующую взятку — если бы не генерал Токрев.