Возрождение - Кэрол Берг

Мы добрались до Таине-Кеддара ранним утром. Хотя Блез старался изо всех сил, Лидии требовались частые остановки, и наше путешествие затянулось на всю ночь. Блез с осунувшимся лицом едва держался в седле, когда мы въехали на гребень последнего холма, отделяющего нас от долины.

– Поезжайте туда. – Он кивнул головой на дорожку, еле ворочая языком. – Два валуна размером с дом. Направо уходит тропа, ведущая к кедровой роще. Ждите там. Я пришлю кого-нибудь с едой. – Когда мы заговорили о его усталости, он перебил нас: – Мне нужно получить разрешение отвести госпожу туда, где она сможет жить. – Он не сказал, у кого, а просто превратился в птицу и улетел.

Мы спешились под кедрами, Катрин скатала свой плащ, чтобы сделать подушку для Лидии, которая так устала, что слезы сами катились у нее из глаз, несмотря на все ее старания сдержать их. Из-за постоянной езды, забот о принцессе и недосыпа мы с Катрин так и не нашли времени, чтобы продолжить разговор.

На самом деле я был полностью погружен в себя, пытаясь вспомнить, какое лицо было у Исанны в день нашей свадьбы, или в тот день, когда мы узнали, что у нас будет ребенок, или когда мы победили нашего первого демона. Но все, что мне удалось, – увидеть ее такой, какой она была в нашу последнюю встречу: ее страх и отвращение, когда она узнала синий свет демона в моих глазах.

Поэтому я позабыл о своем горе и стал вспоминать все поступки, совершенные за последние четыре года. Правильно ли я сделал, выведя рей-киррахов из Кир-Вагонота? Не вкралась ли ошибка в мои попытки составить полную картину из обрывков истории? Могли ли мое невежество и гордость привести к гибели трех миров? А мое наивное убеждение после обрядов сиффару, что я достаточно мудр, достаточно чист, достаточно силен, чтобы справиться с чудовищем, всей силы которого даже не представляю… Ну что я за глупец! Я так ничего и не решил, кроме того, что мне лучше прекратить думать, иначе я совсем лишусь способности действовать. В любом случае, и если я должен исправить то, что совершил, и если мне придется идти по избранной дороге до самого конца, ответы я получу только в Кир-Наваррине. Время пришло.

Полчаса спустя к нам пришел Маттей. Он принес корзину с едой, бурдюк с вином и привел с собой толстую знахарку по имени Корья. Потом Маттей увел наших лошадей, чтобы напоить их и задать корма, а я представил Корью женщинам.

Знахарка не стала тратить времени даром. Она сунула мне кусок сыра, хлеб и какой-то фрукт и замахала, чтобы я ушел.

– Обойдемся пока без тебя, голубчик. Надо осмотреть эту молодую даму и убедиться, что ни мать, ни дитя не пострадали от переезда.

– Я дочь дерзийского воина, – ответила Лидия, слезы оставили на ее запыленном лице белые дорожки. – Ночь верхом не могла повредить ни мне, ни ребенку. – Она обвиняюще уставилась на меня. – Ты ведь не расскажешь проклятому принцу об этих слезах? Я и не плакала вовсе, они из-за солнца, и еще мне песок попал в глаза. Впрочем, я ведь не обязана с ним встречаться. Небольшая передышка, и я снова смогу ехать. Твой добрый друг отведет меня в другое место, и мне не придется видеться с ним.

– Если эта соленая водица единственная неприятность после такого переезда, тогда ни один мужчина в мире не причинит тебе горя, – заявила знахарка. – Даже гнусный дерзиец.

– Ты не знаешь моего гнусного дерзийца! Он способен на многое. Почему у дерзийцев нет ни одной богини-женщины, чтобы я могла обратиться к ней? Мой муж жрец Атоса, и он и его бог – два сапога пара. Они оба делают несчастными тех, кто не может защитить себя. А Друйя вообще бык. Какая от них польза?

Корья хихикнула и погладила принцессу по рыжим волосам.

– У тридян есть богиня, которая пожирает мужчин. Но она ничем не помогает матерям и позволяет мужчинам спать с собой, прежде чем уничтожить их. Однако не стоит отчаиваться. Скоро все пройдет. Мы, испытавшие подобное, знаем, как позаботиться о вас, молодых матерях. – Корья расстелила чистое одеяло, позволила мне задержаться, чтобы помочь принцессе лечь, а потом развесила на ветках кедров плащи, загораживая ее от солнца. – Госпожа… Катрин, так? Если леди нравится твое общество, может быть, ты останешься с нами?

Я сказал женщинам, что буду неподалеку, а сам немного отошел и забрался на высокий валун, откуда можно было наблюдать за всей долиной. Косые лучи солнца освещали скалы и деревья, делая их очертания четче, трава казалась бархатной, ручей струился жидким золотом. Далеко внизу беззвучно двигались крошечные фигурки людей и животных. Несколько часов наедине с собой, вдали от горя и боли, от любви и отчаяния, и, может быть, я обрету ясность мысли.

Но скоро тишину нарушил крик коршуна, добывшего свой завтрак, и в это же время я услышал шаги за спиной. Я удивился, увидев не Катрин, а Элинор.

– Блез рассказал мне, как все получилось, – начала она. – Принц вместе с Горридом и Адметом разрабатывает план набега. Если ты захочешь пойти к нему рассказать новости, я побуду с принцессой, пока она не сможет ехать дальше. Мой брат отведет к ней вас с принцем этим же вечером.

– В этом нет необходимости, – ответил я, глядя на нее через плечо.

– Не понимаю.

– Я могу и не рассказывать Александру, что она здесь… И вообще ничего не рассказывать. Еще не решил.

– Не решил? Какое право ты имеешь решать подобные вопросы? – Ее ноздри раздувались, голос звенел от возмущения. – Даже дерзиец имеет право узнать, что он скоро станет отцом, если через пару дней ему предстоит посмотреть в лицо смерти. Ты что, поверил в то, что говорят о тебе люди? Только боги могут так жестоко играть сердцами людей.

Странно, но ее обвинение усилило мое горе, заставило его выплеснуться раскаленной лавой, нашедшей, наконец, трещину в камне.

– Я не бог! – закричал я, вскакивая на ноги. – Я никогда и не говорил, что я бог. Я натворил столько, что едва ли боги когда-нибудь простят меня. Посмотри! – Я вытянул вперед руку. Кровь засохла у меня под ногтями. – На моей совести столько крови, что она сочится через поры. Прошлой ночью я убил человека, даже не задумавшись. Я подозревал, что он опасен, и испугался. В Андассаре я убил семнадцать вештарцев… Многих из них, когда они уже ничем не угрожали пленникам, потому что я ненавидел их и то, что они сделали. Я почти сошел с ума от того, что успел натворить и того, что только собираюсь сделать, но я осознаю ужас своих поступков, чувствую его, он душит меня. Я – человек, Элинор. Поэтому не говори мне о том, что жестоко, а что нет. – Она стояла, молча соглашаясь с моими обвинениями против себя самого и не веря, что я понимаю, что такое жестокость.

– Александр мой друг. Я вижу, как он переосмысливает все, что знал до сих пор, вижу, как тяжело он учится, как переносит жестокие уроки жизни, те, с которыми ты столкнулась, когда тебе было всего десять. Да, он способный ученик, но от этого не легче. А теперь, если я скажу ему, что самое ценное в мире не потеряно для него, как он будет жить? Как он будет жить, понимая, что может потерять все еще раз? Сам я сталкивался с подобным. В ту ночь, когда увидел своего ребенка у тебя на руках, а твой брат сказал мне, что впереди у него безумие. С того дня я стал делать все, что было в моих силах, чтобы улучшить этот мерзкий мир. Боюсь только, мои поступки уничтожили меня и все, что я любил, поэтому не говори мне о жестокости, когда я просто хочу избавить друга от еще одного горя.