Мудрый король - Владимир Москалев

И, свесившись на грудь рутьера, замерла голова.

Бильжо прикусил губу. Но слезы рвались. Он прикусил сильнее, до крови.

– Он спас тебе жизнь, – раздался рядом голос Гарта. – Я видел. Еще бы немного… Ты обязан ему жизнью. Он подставил свою грудь под твою стрелу.

Бильжо заревел. Вырвались слезы, как ни держал их, пролились потоком. И капали, обгоняя одна другую, на голову Робера, на его волосы, которые в последний раз гладила грубая, мозолистая рука старого рутьера.

Они все вместе, вчетвером вырыли могилу своими мечами, разодранными в кровь руками выбрасывая из нее чужую, сухую, мертвую землю. Бильжо обернул тело тремя плащами и бережно опустил его на дно. Постоял на коленях, глядя, но ничего не видя, медленно поднялся и бросил первый ком земли…

– Да почиет с миром раб Божий Робер, – промолвил Герен, возводя рукой крест. – Да упокоится душа друга нашего в царстве небесном, и не сотрется в сердцах наших память о нем. Аминь!

Быстро вырос холмик земли. Воткнули в ногах усопшего меч и простились с ним четверо его друзей, включая сюда и Филиппа. А после взятия Акры (сдались-таки турки-сельджуки!) Бильжо на руках перенес тело в крепость, и Робер упокоился навсегда близ храма, в Святой земле.

А Ричард продолжал главенствовать. Войдя в город (Акра сдалась 12 июля, после двухлетней осады), он сразу же занял королевский дворец, предоставив Филиппу бывшую резиденцию тамплиеров. На крепостном валу теперь развевались штандарты английского и французского королей. Леопольд Австрийский счел нужным добавить к ним и свои. Узнав об этом, Ричард побагровел и приказал:

– Выбросить их оттуда! Порвать! Бросить в ров с водой!

Германский вождь смолчал, затаив злобу. Через несколько дней немецкий лагерь снялся и отбыл в Европу. Год спустя Ричард вспомнит об этой своей грубой выходке, но будет уже поздно.

Сейчас он думал не об этом. Он договорился с Саладином, что позволит беспрепятственно покинуть крепость ее гарнизону с условием, что султан заплатит ему 200 000 золотых монет и вернет Животворящий крест. Ему напомнили о христианских пленниках числом в 1500. Ричард потребовал освободить их в сорокадневный срок, взамен забрав в заложники две тысячи осажденных.

Филипп тем временем ждал. Ричарда повсюду объявляли победителем похода; задрав нос, отсюда он пойдет на Иерусалим. Но один. Филипп уже знал, что днями уплывет прочь отсюда. Он заболел: пропал аппетит, скакала температура, его все чаще знобило. И все же он медлил. Ричард должен крепко увязнуть в этой войне и борьбе с императором, что называется, всеми четырьмя лапами. Ради этого Филипп покорно сносил все оскорбления и унижения. Желая лишний раз убедиться в том, что бывший союзник становится самым опасным его врагом, он предложил ему раздел Кипра. И что же услышал? Так не мог ответить недавний друг. Так мог сказать обнаглевший, возомнивший себя вторым Александром Македонским, гордец.

– Ну а ты, дорогой мой, в ответ на это отдашь мне половину Фландрии. Что скажешь на это?

Филипп чуть не задохнулся от негодования. Каков нахал! Он с таким трудом завоевывал эти земли для своего народа, для французского королевства! И что же? Отдать их этому наглецу?! Но Филипп притворился, что готов пойти и на это. И тут Ричарда осенило: здесь что-то не так. Не иначе как Капетинг занят мыслями о его анжуйских владениях. Поднимать этот вопрос не стоило. Во всяком случае, не сейчас. И он со свойственными ему грубостью и бестактностью, сузив глаза, предложил:

– Хочу, чтобы ты остался здесь еще на три года. Поклянись, что сделаешь так.

Филиппа чуть не взорвало. Как посмел этот вассал дерзить своему сюзерену! Забыл о ранге? И он ответил бы крепким словцом, он это умел, но сдержался. Ричард не должен был догадаться о его намерениях. И сказал:

– Такую клятву я тебе не дам.

– Как хочешь. Скоро мы выступаем на Хайфу и Кесарию.

– Ты пойдешь один.

– Что? Хочешь меня покинуть? Хорош союзник! А Гроб Господень? Ты принял крест!

– Я болен и, кажется, серьезно. До Иерусалима не дойду.

– Так хотя бы до Хайфы?

– Нет.

Филипп повернулся, чтобы уйти. Ричард неожиданно преградил ему дорогу.

– Поклянись, что не станешь нападать на мои владения.

Что ж, ничего страшного, – клятву, данную этому выскочке, да к тому же вассалу, легко можно нарушить. Кто не нарушал тогда? И все же…

– Я обещаю тебе.

– Нет, клянись!

– Я твой сюзерен! Ты, кажется, забыл об этом?

– Я король!

– В Англии. Во Франции ты мой вассал.

И, отодвинув с пути Ричарда, Филипп покинул дворец.

Друзья ждали его. Он окинул их усталым взглядом. На всех лицах – вопрос. Он догадался, какой.

– Снова поссорился с Ричардом? – спросил Герен. – Долго он будет издеваться над тобой? Над нами всеми?

– Принимай решение, Филипп, – прибавил Гарт. – Но если не готов, то мы приняли его за тебя. Попутный ветер быстро доставит нас на родину.

– Саладин не отдаст Иерусалима, мы только обломаем себе когти и потеряем еще половину войска! – воскликнул Бильжо. – Ради чего? Чтобы ты лишился последних своих волос, а мы нашли себе могилы в этой проклятой земле, как уже нашел ее Робер? Клянусь своей бородой, лучше умереть во Франции, чем подохнуть в этих песках! Прав был Гарт: это их земля и надо улепетывать отсюда, пока Плантагенет не объявил тебя своим рабом или пока не убил. Такие разговоры уже идут. Больно ты ему не нравишься, Филипп, клянусь честью, от которой у меня кое-что осталось.

– То, что говорит Бильжо, не лишено здравого смысла, – заметил Герен. – Ты перестанешь ломать голову, когда я сообщу тебе новость: умер Филипп Эльзасский. Понимаешь, что это значит?

Филипп в упор посмотрел на него. Он этого не знал.

– Или тебе не нужны его земли с кучей замков – приданое покойной Изабеллы? Надо торопиться, пока не объявился новый хозяин. Довольно сидеть в этой дыре! Бильжо прав: лучше проливать кровь на своей земле, нежели в этих мертвых мусульманских песках.

– Чего хочет Ричард, скажи нам, Филипп? – спросил Гарт. – Что ты ему должен?

– Ничего.

– Если так, то пора ставить паруса, как это уже сделали немцы.

– Он обидел их.

– А тебя нет? Удивляюсь, как у тебя хватает терпения.

– Он зовет меня с собой на юг – брать крепости одну за другой, пока не дойдем до Иерусалима.

– Он перессорился со всеми. У него нет друзей. Или хочешь сказать, вы всё еще друзья, как два года назад? Да он плевать на тебя хотел! Он – вождь этого похода и не уступит этого поста никому. А ты для него – всего лишь щит из досок, которым он будет прикрывать свою задницу, когда двинется вдоль побережья. Случись что с тобой – он и бровью не поведет. А с тобой уже случилось: у тебя лихорадка, стали выпадать волосы. Ты умрешь в этой проклятой земле. Хочешь обезглавить свое государство? Отдашь сына своей матери и архиепископу? Нетрудно предугадать, кого они сделают из него и во что превратится твое королевство. Ричард вернется из похода и приберет его к рукам. Ты этого хочешь? К этому ты стремился?