Легенды Белого дела - Вячеслав Бондаренко

Первоначально чекисты планировали просто выманить Кутепова в СССР. Для этого был придуман еще один «Трест» — Внутренняя российская национальная организация (ВРНО), на которую еще в июне 1928 года «вывели» редактора журнала «Борьба за Россию» С. П. Мельгунова[603], состоявшего в тесном общении с начальником канцелярии Кутепова князем С. Е. Трубецким[604]. Надо сказать, что, несмотря на печальный опыт «Треста», Кутепов продолжал внимательно относиться к любым сигналам о существовании в СССР подпольных организаций, видимо, надеясь на то, что все они фиктивными быть не могут. Так, какое-то время он надеялся на сотрудничество с тайной организацией офицеров «своего» лейб-гвардии Преображенского полка, однако полковник Д. Д. Зуев (тот самый, которому было поручено в 1917 году сохранить полковое знамя) на встрече с Кутеповым признался ему, что организация — выдумка ОГПУ (в июне 1931 года Зуев был расстрелян[605]). А уже незадолго до смерти, 8 или 9 января 1930 года, Кутепов встречался с бежавшими из СССР представителями Союза русской молодежи (СРМ) Соколовым и Богатыревым, заявив: «У меня нет оснований ни доверять вам, ни не доверять вам»[606] (СРМ также был чекистской «игрой», закрытой в 1931 году).

С таким же интересом Александр Павлович отнесся и к ВРНО, решив проверить информацию. С этой целью в октябре 1929 года в Москве побывал Б. А. Штейфон; по-видимому, его доклад удовлетворил Кутепова, так как Штейфон получил от него благодарность. (По другим данным, Штейфон ездил не в Москву, а на Северный Кавказ, где знакомился с деятельностью фиктивной Северо-Кавказской военной организации.) Дальнейший ход событий осложнили два фактора: во-первых, смена руководства ИНО ОГПУ (27 октября Трилиссера сменил С. А. Мессинг) и гибель очередного кутеповского «активиста», капитана П. М. Трофимова. После этого в Москве было решено резко форсировать процесс устранения генерала. «Представители ВРНО» были отправлены в Берлин с заданием добиться от Кутепова согласия на поездку в Москву; одновременно Серебрянский со своими сотрудниками С. В. Пузицким, Р. Л. Эске (И. И. Рачковским) и А. Н. Турыжниковым выехал в Париж, чтобы подготовить вариант похищения Кутепова. Историки спецслужб до сих пор не пришли к единому мнению, были «берлинский» и «парижский» варианты автономными или же согласованными между собой[607].

Семнадцатого января 1930 года Кутепов встретился в Берлине с москвичами А. Н. Поповым (псевдоним Фотограф) и Н. А. де Роберти (псевдоним Клямар), приехавшими якобы в командировку от Наркомата лесной промышленности. Оба визитера во время Гражданской войны были в чине полковника, причем де Роберти служил под началом Кутепова в 1918 году в Новороссийске и тогда же был приговорен к четырем годам арестантских рот за взятки. Уже одно это должно было насторожить Кутепова. «Фотограф» и «Клямар» подтвердили, что состоят в ВРНО, и просили направить в СССР боевиков для подготовки восстания весной текущего года и приехать самому. Гости также настойчиво пытались узнать у Кутепова, правда ли, что ему удалось получить восемь миллионов колчаковских франков. Понятно, что внятного ответа от генерала они не дождались. Тем не менее он довольно подробно рассказал москвичам о своих планах на 1930 год и обещал временно свернуть террористическую деятельность, чтобы не подставлять ВРНО под удар. На следующий день состоялась еще одна встреча, и на ней де Роберти, дождавшись, когда Попов отойдет, успел сообщить Кутепову, что ВРНО — это очередная провокация чекистов, а на самого Александра Павловича в ближайшем будущем запланировано покушение. При дальнейшем общении с Поповым Кутепов не подал виду, что все знает, и продолжил, по его выражению, «ломать комедию». Закончились переговоры ничем, «берлинский вариант» сорвался. (Де Роберти был расстрелян в 1930 году, Попов — в 1937-м.)

По возвращении в Париж 20 января Кутепов ответил на вопрос своего помощника, поручика М. А. Критского, доволен ли он поездкой:

— Меня хотят опять втянуть в «Трест». Знаю, когда я стану опасен для большевиков, они меня уберут.

«Я давно свыкся с опасностью. Да и что может случиться на улице? Ведь это Париж!»[608] — в эти фразы, сказанные Кутеповым в декабре 1929 года, укладывалось все его отношение к собственной безопасности. Но после возвращения из Берлина он все же обратился в префектуру парижской полиции с просьбой выделить ему охрану. По утверждению автора анонимного письма, поступившего в полицию после похищения Кутепова, «охрану» генералу действительно предоставили, вот только половина ее состояла из агентов ОГПУ, а другая половина из членов Союза русских репатриантов (то есть эмигрантов, собиравшихся возвращаться в СССР). Кроме того, за Кутеповым велась постоянная и почти открытая слежка. По Парижу его часто «вело» желтое частное такси, гостей, приходивших к генералу, фотографировали из близлежащих кафе и бакалейной лавки, а за квартирой следили из расположенного рядом общежития студентов — граждан СССР.

Агенты ОГПУ прекрасно знали расположение квартиры Кутепова. Она размещалась в 7-м аррондисмане (округе) Парижа, на узкой, тихой и довольно мрачной улочке Русселе, на третьем этаже старого жилого дома 26, окнами в сад. Квартира состояла из крохотной прихожей, столовой, она же приемная, маленького кабинета Кутепова и спальни. Там Кутеповы жили с апреля 1924 года (до этого они год снимали квартиру на улице Ришелье, 23бис). Туда они привезли в марте 1925-го новорожденного сына Павлика. Для родителей (Александру Павловичу было 43, Лидии Давыдовне — 37) это было огромное счастье. Но интересы семьи для Кутепова всегда стояли на втором плане — прежде всего для него были его призвание, его долг.

Вечером 24 января к Кутепову зашел генерал от кавалерии П. Н. Шатилов, в прошлом начальник штаба Русской армии П. Н. Врангеля. «Александра Павловича я нашел в… мрачном, скажу даже, жутком состоянии… , — вспоминал Шатилов. — Ясно было, что результаты поездки в Берлин его угнетали. Я почувствовал это с первых же его слов. Он хорошо понял, что один из тех путей, которым он хотел пользоваться для проникновения в России в среду Красной Армии, оказался, как сам он выразился, вторым „Трестом“. Обнаружение у себя на путях новой провокационной организации, несомненно, сильно повлияло на его состояние»[609]. В этот день Кутепов дважды завел речь о готовящемся на него покушении со служившим во французской полиции русским офицером и с полковником Лепёхиным, который вез его в машине.