Дверь ВНИТУДА - Юлия Фирсанова

О том, как, собственно, меня спасали, поспрашивать тоже хотелось, но было неловко. Синеватый, как аватар, ЛСД пытался подняться по стенке, цепляясь за стул. Хвоста для помощи ему явно не хватало. А я поняла, что больше не злюсь на этого угрюмого язвительного типа, хлеставшего меня вчера словами, как ядовитой плетью. Да, обидел сильно, да, орал и бесился он зря, и прошения толком не попросил, но иной раз куда больше банальных слов говорят дела и… песни. Этот гимн я не забуду никогда.

— Зачем? Я тоже хотел бы это знать, — хрипло каркнул Саргейден.

Голос ничуть не соответствовал тому, который звучал всего несколько минут назад. Или тогда дело было не в тембре, а в том, кто, что и для чего пел? Возможно.

— Если его сердце еще бьется, успеем допросить, — с деловитой жесткостью ответил вампир и уточнил у кайста: — Где искать, знаешь? Далеко он от сквера уйти вряд ли смог.

— Найду тварь, — отрубил ЛСД с очень нехорошей мрачной усмешкой.

— Тогда поторопись, — проронил Конрад в столь же добродушном ключе.

Ледников резко кивнул и исчез из квартиры прежде, чем я успела предложить ему помощь целительного браслета для подзарядки севших на концерте батареек.

— Спасибо, — еще разок от всей души поблагодарила я родича, чмокнув в гладкую щеку. — Если б не ты…

— Кайсту своему тоже спасибо скажешь, — довольно прижмурившись, намекнул вампир, впрочем от благодарности не открещиваясь.

— Обязательно, — смиренно согласилась я и мысленно отметила, что сказать-то скажу, а целовать не буду, как-то неловко. — Но если бы ты меня сюда на лечение не доставил, не тормошил, заставляя перенестись поскорее, лечить, полагаю, очень скоро стало бы некого.

— Не подставляйся, и будем в расчете, Лучик, — нежно взлохматил мои волосы папа-брат и еще разок крепко-накрепко притиснул к себе. — Я только-только нашел тебя не для того, чтобы тут же потерять!

За диваном что-то бухнуло, прерывая разговор. Мы оба повернулись, я резко, а Конрад с такой неуловимой быстротой, будто всегда сидел вполоборота назад. Оказывается, вернулся ЛСД, волоча за шкирку дрожащего, пятнистого, какого-то странно красно-белого и потного, как утопленница-мышь из унитаза, Вадика Герасимова.

Похоже, мужику действительно было худо. Кроме того, физическое состояние усугублял панический страх. Вадика натурально трясло от ужаса. Если лицо ЛСД превратилось в непроницаемо холодную маску, то ярость встречающего пару кураторов вампира не только просматривалась, она ощущалась физически, как колкий кипяток, обдающий тело. Ощущалась мной, а уж что чувствовал виновник происходящего… Думаю, ему тоже было «слегка дискомфортно».

Кусок рубашки, превращенный ЛСД в кляп, затолканный в рот горе-куратора, Конрад выдернул одним рывком и потребовал ответа:

— Зачем ты пытался убить ее?

Чтобы выглядеть устрашающе, вампир не нуждался в своем великолепном мече по имени Серп. Да и стоило ли марать благородное оружие ударом о такое г…? Нет, негоже даже грозить блеском стали этому ничтожеству — унижать великолепный клинок. Мой клыкастый родственник и без колюще-режущих предметов в руках был таков, что я бы, к примеру, допрашивай Конрад меня, все-все бы рассказала сразу. Все, что знала, и чего не знала тоже. Вот и трусишка Герасимов сломался сразу.

— Н-н-н-е-э п-п-ы-тал-с-я-а, — заблеял испуганной овцой Вадик. Он тяжело дышал, расфокусированный взгляд беспомощно шарил по сторонам в тщетной попытке отыскать что-то жизнеутверждающее, вроде пути к спасению. Крупные капли пота катились по лицу, словно Герасимов только-только помылся, дрожь, сотрясающая тело, все нарастала.

— Белую муку не подают ради шутки, — процедил вампир. В пику яростному выражению лица, позе, исполненной готовности растерзать врага, голос был невозмутимо насмешлив и ленив. От этого контраста становилось еще страшнее.

— Я н-н-е п-п-онимаю, — изо всех сил замотал головой рвач-куратор, словно от того, насколько сильно он будет крутить башкой, зависела возможность убедить палачей в своей невиновности. — М-м-не п-п-плохо, я, к-к-ажется, з-заболел. Денисыч, м-мы же р-р-аз-зумные люди, выз-зови врача. М-мы д-договоримся. Т-ты з-зол, но я возмещу. Н-н-п-пременно.

— Ты дал Гелене вдохнуть смертельную отраву. Зачем? — повторил свой вопрос Конрад и предупредил: — Если не ответишь, я сломаю тебе руку. Для начала.

Саргейден пока просто молчал, все еще держа Герасимова за шкирку. Ой! До меня только сейчас, когда я присмотрелась получше, дошло: ноздри носа-клюва раздувались так, что о спокойствии их обладателя не могло идти никакой речи. Волосы… да, волосы снова отливали красным и искрили, как замкнувшая проводка. Ледников, несмотря на избранную и говорящую о хладнокровии фамилию, был в почти неконтролируемом бешенстве. Что-то еще удерживало его на самом краю ярости феникса, то ли запредельная усталость, то ли остатки здравого смысла. Но ставить на то, что запасов последнего хватит, а первое станет серьезным препятствием к расправе над врагом, я бы не стала. Мне вообще не везет в лотереях, а уж в таких, с неприлично высокими ставками, даже участвовать не собираюсь.

Вадик моргнул несколько раз, что-то слабо-нечленораздельное вякнул, снова замотал головой, как лишним, подлежащим открутке предметом, и рухнул в обморок.

— Зачем вы его так напугали? — посетовала я.

Теперь, оправившись от редкостной гадости, кровожадной и беспощадной быть не очень-то хотелось. Ведь еще неизвестно, нарочно или случайно траванул беззащитную девушку Вадик. Возможность недоразумения отметать без суда и следствия не стоило.

— Надо, — коротко проронил Конрад.

— А если он на ковер со страху написает, кто отмывать будет? — задала я шутливый вопрос, надеясь нелепой выходкой смягчить крайне агрессивно настроенных мужчин.

— Ковер купим новый. Кровь глубоко въедается, — невозмутимо, тоном знатока рассудил мой любимый родственник.

ЛСД лишь еле заметно кивнул, соглашаясь. До меня вдруг дошло: они в самом деле планировали смерть Вадика! Без дураков! И это совсем не игрушки. Древний вампир и потомок фениксов, несмотря на свою внешнюю схожесть с людьми (симпатичными молодыми мужчинами), людьми вовсе не были. Пока их это устраивало, они вели себя так, чтобы соответствовать ожиданиям окружающих, но теперь собирались поступать иначе. Нашла коса на камень. Вот только я ни к какой из смертей быть причастной, пусть даже внешним безучастием, не желала. Самый худший из выборов в такой ситуации — бездействие! Даже равнодушие или жажда мести честнее.

— Вы его хотите убить? — все-таки продолжала по инерции неизвестно на что надеяться я, требуя ответа.

— После допроса. Если сам к той поре от яда не умрет, — уточнил Конрад и с укоризненной нежностью покачал головой. — Какая же ты еще малышка, Лучик, жалеешь убийцу.

— Не очень-то жалею. Только вину еще надо доказать и выяснить, может, у него какие-то смягчающие обстоятельства имеются. Давайте придерживаться презумпции невиновности, — возразила я, попутно пытаясь сообразить, хватит ли у меня сил на уверенное передвижение к цели не ползком по ковру на четырех костях, а ножками, ножками. Или я себе бодрой и здоровой только кажусь до тех пор, пока встать не пытаюсь? Впрочем, не попробуешь — не узнаешь.