Аппендикс - Александра Петрова

Однажды незадолго до празднования дня Революции на машине-подъемнике, в спецовочке я заглянула в окна кабинета физики на четвертый этаж своей бывшей школы. Флаг уже развевался на фасаде, но, хоть это была и опасная сторона улицы при артобстреле, мне очень хотелось привлечь внимание ненавистного Палпалыча, который (м)учил меня всего лишь несколько месяцев назад. «Учащиеся! – позвала я. – Прррр!» Мой язык долго не мог остановить вибрацию. «Молодец! Школу – коту под хвост!» – ликовали мои коллеги. Вообще среди них была сильна взаимовыручка. Если кто-то набирался так, что переливало через край, его заботливо отсылали на больничный, благо рисков в нашей высотной электро-работе было немало, и без капризов за него сразу же чуть более твердо заступал другой. А в школе повышения квалификации, до обеда совершенно трезвые, они блистали знаниями по физике и научному марксизму. Может, не все рабочие были таковы, мои все-таки были электромонтерами и, как они сами говорили, интеллигенцией рабочего класса.

Все эти мысли взболтались во мне за несколько секунд для хорошей яичницы, которую я даже собиралась преподнести Валу, хотя с чего бы мне было рассказывать ему о своем рабоче-классном опыте, если о его я ничего не знала?

Теперь лицо того, чей образ неуклонно появлялся передо мной в течение последних недель, находилось меньше чем на расстоянии вытянутой руки. Достаточно было рывка, чтобы прикоснуться к нему губами, впиться в него ртом и потом увидеть краем глаза, как земля кувырком запрыгает впереди увернувшейся из-под контроля машины. Лицо дышало, как дышит лес или мягко устланный травой день. А тот, кто его нес, все рулил и рулил, спокойно, даже мечтательно. Но, черт возьми, разве не мог он, как сделал бы любой из его соотечественников, завести необременительную беседу с попутчицей? Впрочем, враки, я не страдала от нашего молчания. Наоборот, оно только подчеркивало торжественность и ужас происходящего.

Однако судьба, осознавая непомерную величину нашей встречи, дабы подготовить нас к ней получше, предоставляла нам достойную возможность оправиться. Отринув зверо-мистическое ради общественного, словно два следопыта-тимуровца, мы жадно ринулись спасать неизвестного подростка.

Двери в парадное и даже в его квартиру были приоткрыты. Спросив, есть ли кто дома и не дождавшись ответа, мы наконец вошли и сразу увидели понурого мальчика на огромной кровати из кованого железа в комнате с низкими потолками и давно не крашенными, замурыженными стенами. На одной из них на трех кнопках висел постер с Рональдо в красно-черной майке Милана[90] с загадочной надписью «Bwin». Судя по пустоте, они переехали совсем недавно, и скорее всего за несколько минут до нашего появления Диего собрал все барахло и побросал его в соседнюю комнату.

Окинув стремительно, но подробно обстановку и стены вокруг, как будто он подумывал, не купить ли ему эту квартиру, Вал пошел на кухню смолить свое Мальборо. Там жестянки из-под тунца, разбросанные среди немытой посуды и яичной скорлупы, подтвердили как нельзя лучше, что Диего действительно необходимо было со мной встретиться. По контрасту с его понуростью я что-то повеселела. Все давящее смылось, как грим Хеллоуина, и я чувствовала себя на высоте рядом с Валом, своим давним напарником по борьбе с сиротством.

– А почему ты ходишь в музыкальную школу так далеко от дома? – начала я с прочистки раковины.

– Да мы же все время переезжаем. Вот и моя школа далеко от дома и в то же время далеко от музыкалки, – ответил он неохотно и с подозрением посмотрел на Вала.

– Ты можешь быть откровенен, это мой друг, – посмотрела я Диего в синие глаза. Совсем неожиданно из меня вышла фраза, как будто уже завернутая в целлофан, но она была такой ладной и уместной, что лучшего от себя в подобной ситуации я не смогла бы дождаться.

– Друзья моих друзей – мои друзья, парень, – поддержал меня Вал, – и больше никогда не называй нас на «вы». Кстати, что ты сегодня ел?

– Да я не голоден, не волнуйтесь, у меня все есть. – Это была очередь Диего. Казалось, мы играем в любительском театре.

– Покажи-ка, сколько у тебя денег. А я тебе покажу, сколько у меня, и, если у кого-то будет меньше, поделим сумму пополам, – Вал достал из кармана сложенные бумажки, пока Диего возился с мелочью.

– Погоди, – попыталась я быть строгой, хотя чуть не разнюнилась, отмахиваясь от наваждения простоты и домашности, – Лавиния ведь скоро вернется, она прекрасно справляется со своими обязанностями. – Так что же случилось? – попыталась я еще раз поймать взгляд львенка.

– Рожейро, – подчеркнул он имя предмета нашего разговора, – обычно звонит несколько раз в день. Утром он иногда встает, чтоб попрощаться перед тем, как я ухожу в школу, или же я захожу к нему, но сегодня уже четыре дня, как я его не видел и не слышал.

Мальчик был очень усталым. Наверное, ему тяжко давалась подобная сдержанность.

– А ты пробовал звонить Катюше, Джаде, ну всем его (господи, опять Лавиния, даже будучи неизвестно где, начинала меня запутывать) подругам?

Ведь и в самом деле странно, что ее телефон не отвечал уже несколько суток.

– Вы знаете, я с этими людьми не общаюсь, я даже не знаю их телефонов. – Диего помрачнел и снова перешел на «вы». – Да может, вообще все это из-за них.

– Тем более! Надо попытаться что-то понять. Ведь работа Рожейро… «связана с риском», – хотела я воспользоваться очередным кирпичиком, но, судя по тому, как Диего опустил светлую кудрявую голову и вдруг съежился, договаривать было не нужно.

Уже через пять минут мы мчались по Чинечитта[91], а примерно через полчаса сидели за барной стойкой в обществе Джады и Катюши, которых я вызвонила по дороге. Кажется, Диего был прав: о Лавинии они ничего не знали, и эта встреча была бессмысленной.

Первое недоверие девочек по отношению к Валу сменилось почтительным интересом. Они перемигивались и строили уморительные гримасы, поощряя мой выбор, а я полыхала щеками, как матрешка.

Поняв, что их макияж, ажурные чулки и мини-юбки никого не шокируют, девчонки, переглянувшись, решились принять Вала в семью. Они называли его тезоро, аморе и посвящали в самые мелкие детали непонятных дел. Из всего этого щебета щурков в конце концов, однако, выпала свинцовая пулька их страха. Взглянув на них еще раз, я вдруг поняла, что они знали гораздо больше, чем говорили. Диего сидел в стороне, бледный, с припухшими глазами, которые после тщетных попыток привлечь внимание Вала старались изо всех сил больше ни на кого не смотреть.

За разговором вспомнили о Мелиссе, и девушки сообщили, что примерно через неделю ее будут оперировать.

– Без ног ей будет непросто, – философски заметила Джада.

– Вообще-то мы собираем на ее фонд, – Катюша деловито похлопала себя по карману. Мои десять евро, однако, не были ею приняты: «такие деньги погоды не делали».