Домино - Росс Кинг

А на сцене, куда сейчас никто не смотрит, Терей так ошеломлен раздавшимся из ложи воплем, что его рука с ножом, который он держит перед лицом Филомелы — неужели это ее вопль? — нечаянно дергается, и лезвие, сверкнув, резко вонзается в дрогнувшую от неожиданности плоть его коленопреклоненной жертвы.

Ровно через две недели после премьеры Тристано отправился в карете его светлости в Бат.

Леди Боклер, повернувшись ко мне спиной, ворошила бумаги в ящике бюро. С улицы доносился стук удалявшегося экипажа, а за окном пламенел похожий на сваренный рачий хвост шпиль церкви Сент-Джайлз-ин-зе-Филдз: так ослепительно сияло позади нее солнце, уже касаясь края горизонта.

— Скажите, мистер Котли, быть может, вам случалось посещать этот знаменитый пруд Бетесда? Нигде больше на нашем острове, — продолжала она, прежде чем я успел раскрыть рот для ответа, — не найти места, где сбывалось бы столько надежд и обещаний, где поистине творились бы чудеса. Туда устремляется множество паломников, но не в поисках душевного исцеления — как в Кентербери, а ради избавления от телесных недугов. Там плоть и костяк немощных и расслабленных, — груда бумаг тем временем перерывалась безостановочно, — преображаются неузнаваемо. Больные страдальцы стекаются туда толпами. Состоятельные джентльмены с пупочными грыжами и венерическими недомоганиями; великосветские леди, измученные ипохондрией на почве золотухи или малокровия; отпрыски благородных семейств с катарами или шанкрами; престарелые адмиралы, скрюченные подагрой, чьи лица раздуты флюсами и отмечены шрамами, полученными в победоносных морских сражениях: словом, все-все до единого обращаются в пилигримов, — ящик бюро обшаривался по-прежнему, — в смиренных просителей возле горячих минеральных источников.

Прекратив поиски, леди Боклер выпрямилась с разочарованным вздохом. Либретто так и не нашлось, но из ящика она извлекла целые дюжины связок: по-видимому, это были письма с сургучными печатями, которые все еще украшали алыми пятнами оборотную сторону листов; среди них затесалась и брошюра: ее название я толком не смог разобрать: «Доподлинное и Достоверное Повествование о…» Что за повествование? О чем-то. О ком-то.

— Нет, — заметила леди Боклер, словно бы про себя, — думаю, оно не здесь…

Миледи повернулась ко мне, и я поспешно отвел глаза к стоявшему на спиртовке медному чайнику: заварить зеленый чай мне было поручено хозяйкой тотчас же, как только мы переступили порог ее жилища, но пока она склонялась над выдвинутыми ящиками бюро, я украдкой созерцал ее лодыжки, терзавшие меня муками Тантала. В разгар поиска ее локоны — вновь беспримесно смоляные в полумраке комнаты — свесились вперед, и я мог жадно любоваться открывшейся мне шеей.

— Вероятно, я упаковала либретто в чемодан — да-да, именно так. Прошу прощения…

Взвихрив юбки, она ринулась в спальню, откуда сразу же послышались разнообразные хлопки и стуки, будто там принялись что-то мастерить.

— Первыми, — громко говорила мне леди Боклер через открытую дверь, — самыми первыми туда явились древние британцы во главе с прокаженным королем Блейдадом; затем пришли римляне, позднее королева Бесс и, наконец, королева Генриетта Мария и королева Нэн. Уф-ф!

Что-то упало на пол, скрипнула дверца платяного шкафа, донесся вздох. Вода забурлила — и я торопливо принялся лить кипяток в фарфоровый заварной чайник: глухим эхом всплеснула в пещере волна, чаинки заметались и закружились в пляске.

— Король Карл Второй, — продолжала миледи, — привез туда свою невесту, Катерину Браганца, в надежде благодатными водами исцелить ее от бесплодия; затем по той же причине несколько позже ими пользовалась Мария Моденская — увы, с гораздо большим успехом, ибо вскорости появился на свет претендент, — (снова послышался тяжелый удар), — и наши национальные вольности оказались под угрозой. Паписты, думаю, в честь этого события воздвигли в купальне памятник…

— Мне не довелось посетить Бат, — отозвался я, посчитав рассказ исчерпанным и вслушиваясь в доносившиеся до меня из спальни шорохи, шелест, шуршание. — Я совершенно здоров, и потому, к счастью, лечиться на водах мне никогда не требовалось.

— Дай Бог, чтобы так было всегда, а я стану за вас молиться! Но что значит «к счастью»? Вы бы так не сказали, случись вам побывать там в разгар сезона. Когда балы сменяются балами и прочими увеселениями, когда зал для игры в карты набит до отказа, когда прогулочные аллеи полны модно разодетыми, леди и джентльменами, а колокола на огромном аббатстве звонят всякий раз при появлении на дороге из Лондона очередной Достойной Особы…

Затяжная пауза, все то же шуршание. Не нужна ли моя помощь? Но тут леди Боклер заговорила вновь:

— Я ездила в Бат с Тристано Когда? Совсем недавно. Года три-четыре тому. Это был уголок — возможно, единственный уголок, — где он, пускай очень недолго, был по-настоящему счастлив. Бат в те времена разительно отличался от нынешнего. Полвека назад он был значительно меньше, узкие улочки напоминали навозные кучи, желоба с крыш щедро орошали головы прохожих. Ни площадей, ни выстроенных полукругом домов, ни прогулочных аллей, ни террас или газонов. Скученные жилища, всего два-три ватерклозета. Тогда Тристано тоже прибыл туда зимой… О, но я слишком забегаю вперед…

Странные звуки прекратились, и в наступившей тишине леди Боклер возникла в дверном проеме.

— Вот, сэр, — проговорила она вполголоса, протягивая мне зажатую в руке разрозненную пачку листков. — Я нашла либретто. Это копия леди У***. Копия, которую она имела при себе в тот роковой вечер.

— Роковой?

Я быстро перевел взгляд от находки на леди Боклер, и рассказ ее тотчас же вылетел у меня из головы. В спальне она отыскала не только либретто, но также и турецкий костюм, в который теперь и облачилась и тем самым предоставила моему обозрению, крутнувшись на месте для лучшей оценки, более обширные области для наблюдения, те самые, которые я только что тайком изучал. Предзакатные лучи из-заколокольни упали ей на полуобнаженные плечи, покрыв блеском шелковистую кожу.

Оторвав глаза от этого зрелища, я бросил взгляд на выдвинутый ящик бюро и смог теперь ясно различить название лежавшей там брошюры: «Доподлинное и Достоверное Повествование о Синьоре Тристано Пьеретти, Бывшем Солисте Королевского Оперного Театра».

— Миледи, чай готов, — прошептал я внезапно пересохшими губами. — Можно разливать?

Спустя полмесяца после оперной премьеры Тристано отправился в Бат в карете его светлости. Два из трех его чемоданов были укреплены наверху; внутри кроме него самого находилась леди У*** с двумя служанками. Под рукой имелись также целительные настойки, нюхательные соли, капли, железистая минеральная вода, лекарственные травы — в количестве, вполне достаточном для двухдневного путешествия. Пузырьки бренчали и дребезжали, сопровождая продвижение кареты к западу унылым перезвоном: через Кенсингтон, Хаммерсмит, Хаунслоу по Батской дороге мимо Крэнфорда, Лонгфорда, Колн-брука, Виндзора по сонной, засыпанной белым снегом дороге.