Утраченное Просвещение. Золотой век Центральной Азии от арабского завоевания до времен Тамерлана - Стивен Фредерик Старр

Этот спор обнажил сложные и даже резкие характеры обоих молодых гениев. Бируни позже признал, что он был груб, а Ибн Сина так никогда этого не сделал[734]. Переписка включала животрепещущие вопросы, важные для многих, а не только для узкого круга ученых и философов. В конце спора вопросы и ответы противопоставили друг другу два принципиально разных интеллектуальных мира. Первый мир, представляемый Ибн Синой, предписывал разуму критическую роль, но не настолько, чтобы он мог фундаментально поставить под сомнение божественное откровение. Этот подход приветствовал исследование и проведение экспериментов, но в конце все сводил к логике и языку. Второй мир, представляемый Бируни, использовал наблюдения, эксперименты и математику, а не интуицию или откровение для поиска ответов на основные вопросы жизни. Как и философ Сиджистани, который настаивал на том, что ученые и философы не должны иметь ничего общего с религией, и наоборот, Бируни резко разделял области разума и веры и редко обременял себя последней.

В 1956 году британский ученый и романист С. П. Сноу прочитал лекцию в Кембридже на тему «Две культуры», на основе которой вскоре выпустил книгу[735]. В ней он говорил, что миры естественных (включая математику) и гуманитарных наук (включая философию и метафизику) расходятся и что растущий интеллектуальный и моральный разрыв представляет серьезную угрозу современной цивилизации. Переписка Ибн Сины и Бируни обнажила эту проблемы еще тысячу лет назад. Особенно ярко разрыв проявился, когда Бируни в споре о существовании других миров насмешливо заявил Ибн Сине, что «метафизические аксиомы, на которых философы строят свои физические теории, не являются существенным доказательством для астронома-математика». Здесь впервые проявилось четкое противопоставление двух культур Сноу: философ, который основывает свое видение на метафизике, против ученого, который полагается на математику.

После того как обмен письмами был закончен, каждый из них пошел своей дорогой. Бируни продолжил исследования в Гургандже, в то время как Ибн Сина по просьбе своих образованных соседей наспех написал две книги: первая – это обширная энциклопедия, охватывающая все науки (за исключением математики), а вторая – трактат по этике, величественно озаглавленный «Дозволенное и запретное»[736]. В течение следующих лет двое ученых интеллектуально отодвигались все дальше и дальше друг от друга, каждый из них сфокусировался на собственных сильных сторонах: медицина и метафизика – для Ибн Сины; астрономия, физические и социальные науки – для Бируни.

Любопытно, что последний саманидский правитель Абу Ибрахим Исмаил, известный как ал-Мунтасир, сам был поэтом. В ответ тем, кто умолял его восстановить счастье и славу былых времен, он писал:

В 999 году ал-Мунтасир был изгнан из Бухары. В 1005 году в последней отчаянной атаке он потерпел окончательное поражение. Тем временем переписка Ибн Сины и Бируни близилась к завершению. В этот же период умер отец Ибн Сины, оставив своих сыновей без средств к существованию. Вынужденный зарабатывать себе на жизнь, Ибн Сина поступил на административную должность при новых караханидских правителях, только что пришедших к власти в Бухаре[738]. Для выполнения своих новых обязанностей он переехал в 1005 году в Гургандж. Его отъезд из Бухары явился символическим концом золотого века Саманидов.

Давайте вернемся к Рудаки, веселому и умному певцу с лютней и кубком. Ослепленный и изгнанный из Бухары во время «антиисмаилитской чистки»[739], он вернулся нищим в родную деревню и там и умер. Хотя это случилось за несколько десятков лет до падения династии Саманидов, одна из его последних песен звучит как прощание с этой эпохой:

Мы не знаем, как Ибн Сина примерно за 12 дней добрался на верблюде из Бухары до Гурганджа (столицы Хорезма) – своего нового пристанища. Он мог присоединиться к каравану, пересекающему пустыню Каракумы. Но более вероятно, что он отправился на запад и спустился на лодке по Амударье, приток которой проходил через Гургандж и далее на 595 километров на северо-запад до Аральского и Каспийского морей. Сегодня мы считаем Хорезм и регион Аральского моря далекой от центров цивилизации и заброшенной пустыней, но в 1004 году он был одним из наиболее развитых и доступных регионов во всей Центральной Азии. Амударья впадала в Каспий вплоть до позднего Средневековья, благодаря этому территория вдоль низовий соединялась с большим миром так, как вряд ли возможно представить себе сегодня[740].