Париж - Эдвард Резерфорд

«J’accuse…» – так было озаглавлено письмо. «Я обвиняю…» Кого обвинял Золя? Французское государство, систему правосудия и, что было хуже всего, армию. Все они знали, писал Золя, что Дрейфус невиновен. Армия и правительство были замешаны в отвратительном сговоре: они продолжали держать невинного человека за решеткой, лишь бы скрыть доказательства того, что настоящим предателем является другой, известный им офицер. Почему же все они готовы воспрепятствовать отправлению правосудия? Потому что Дрейфус – еврей.

Еще до начала весны вся Франция распадется на два лагеря. А пока правительство негодовало, а что до армии, то офицеры полка, где служил Роланд, были единодушны:

– Золя нужно расстрелять.

Фрэнк сидел за обеденным столом. Семья Марка делала все, чтобы он не испытывал неловкости или смущения.

Он слышал, что во Франции, как и в Испании, не всегда просто получить приглашение в чей-то дом, а без этого страну не узнаешь. Также он слышал, что французы могут быть весьма неприятны в общении. Но Марк дал ему отменный совет на такие случаи:

– Все, что ты должен делать, Фрэнк, – это выказывать уважение. Нельзя забывать о том, что англичане, в конце концов, победили Наполеона, а еще у них величайшая империя в мире, и потому они склонны к надменности. Так как язык дипломатии – французский, с английскими дипломатами у нас нет проблем. А вот остальные их соотечественники приезжают сюда и пытаются указывать нам, что делать, да еще по-английски. Разумеется, нам это не всегда нравится. Но если ты проявишь немного уважения и постараешься говорить на французском, то все будут рады помочь тебе. – Он помедлил. – Хотя и потом у тебя могут быть проблемы.

– О чем ты?

– Американцам почему-то с трудом дается французское произношение. Не знаю, в чем тут дело, но я уже не раз замечал это. Иногда американец выучит французский, приедет сюда и начинает говорить, и мы вслушиваемся изо всех сил, потому что догадываемся, что он говорит на нашем языке, но не можем понять ни слова. – Марк пожал плечами. – Досадно. – Потом он ухмыльнулся. – Но ты не огорчайся, старина. Если ты не будешь запускать грамматику, то твоим произношением я займусь лично.

По правилам хорошего тона де Синя следовало усадить по правую руку мадам Бланшар, знавшей всего несколько английских фраз, а по левую – Фрэнка. Но с другой стороны от него сидел англичанин Фокс. Де Синь тоже немного говорил по-английски. Справа от него была Мари. Жюль Бланшар устроился на противоположной стороне стола, между сестрой и невесткой.

Шла общая беседа, и Фокс негромко переводил Фрэнку, когда в этом была необходимость. Поскольку Хэдли был гостем из-за границы, то весь стол самым дружелюбным образом потребовал, чтобы он рассказал о себе. Хозяйка дома поинтересовалась, откуда он родом. Фрэнк объяснил, что жил в разных городах, поскольку отец его был преподавателем и работал то в одном университете, то в другом, пока не вышел не так давно в отставку и не поселился в Коннектикуте.

– Что он преподавал? – спросила тетя Элоиза.

– Латынь.

– Ваша семья всегда была связана с науками? – с надеждой спросила она.

– Нет, мэм. Мой дед нажил неплохое состояние на торговле мануфактурой, но отец любил учиться и потому избрал академическую карьеру.

– Вы сказали, мануфактура? – заинтересовался Жерар Бланшар с конца стола. – Опт или розница?

– И то и другое.

– Значит, ваша семья похожа на нашу, – одобрительно заметил Жерар. – Такая же солидная.

Тете Элоизе этот вывод не доставил удовольствия, но Фрэнк улыбнулся.

– Нам нравится так думать, – ответил он весело.

Тетя Элоиза пожелала узнать, что побудило его заняться искусством, и он поведал, что его мать – талантливая музыкантша и художница.

– Я посещал учебное заведение, которое называется Юнион-колледж. Оно расположено примерно в том месте, где художники Гудзонской школы живописи черпали свое вдохновение, – пояснил он. – Тамошние пейзажи поражают величием. Они среди прочего и подсказали мне, чем заниматься. – Он внезапно переменил тему и обратился к Марку: – Ты говорил, что американцам не дается французское произношение. Давайте посмотрим, как у вас получится справиться с американским. Мой университет располагается на реке Мохок в городке под названием Скенектади. Кто из вас сможет повторить это?

После того как каждый попробовал произнести название города, Фрэнк покачал головой:

– У Фокса почти получилось, но он англичанин. А остальные – вообще не похоже!

Французы были в восторге от этого маленького соревнования.

– Но это просто невозможно выговорить! – раздавались горячие протесты. – Таких слов не существует!

– А почему вы приехали во Францию, месье Хэдли? – рискнула задать вопрос Мари, хотя и смущалась.

– Импрессионисты, мадемуазель. Французские импрессионисты сейчас невероятно популярны в Америке, и поэтому каждый молодой художник в Соединенных Штатах хочет отправиться во Францию. Думаю, я лишь один из многих.

– Так и есть, – подтвердил Марк. – Мне уже кажется, что скоро во Франции американских импрессионистов станет больше, чем французских. Но я видел работы Хэдли – у него большой талант.

– Вы учитесь и пишете картины, месье Хэдли, – вступил в беседу де Синь, – тем не менее вы производите впечатление человека, который с удовольствием бывает на свежем воздухе.

Фрэнк опять улыбнулся:

– Сказать по правде, я не был уверен, что делать после окончания университета, поэтому отправился на Запад и год проработал на ранчо. Это было чудесное время. Бескрайнее пространство вокруг и физическая работа, которую я обожаю. Однако под конец я уже не сомневался, что хочу изучать живопись.

– Значит, вы ездите верхом?

– Конечно.

– С ковбойским седлом?

– В Новой Англии я пользовался английским седлом, но предпочитаю ковбойское. А вы ездите верхом?

– Я служу в кавалерийском полку, месье. Что касается ковбойского седла, то с тех пор, как в Париже побывал Буффало Билл, все хотят попробовать его.

– Месье де Синь слишком скромен, – мягко вмешался Жюль Бланшар, – но мне посчастливилось узнать от его отца, что его чуть не зачислили в элитную команду «Кадр Нуар». Это означает, Хэдли, что он – один из лучших наездников во всей Франции.

– Я бы так не сказал, – возразил аристократ, но Хэдли видел, что комплимент был ему приятен.

Также он заметил, что на Мари эта информация произвела большое впечатление.

Хэдли оглядывал стол: ему удалось развлечь компанию и развеять тягостное впечатление, оставшееся от ссоры Марка с отцом. Казалось, все прекрасно проводят время.

– Скажите мне, месье Хэдли, что вы будете делать, если карьера живописца у вас не сложится? – вдруг подал голос Жерар. – Вы будете работать?