Все демоны. Pandemonium - Олег Угрюмов

Справедливый некромант понимал, что он находится в преимущественном положении по сравнению с теми же шеннанзинцами, которым требовались совместные усилия трех или четырех воинов, чтобы одолеть одного заурядного демона. А на особо выдающиеся экземпляры приходилось нападать чуть ли не вдесятером.

Сначала ему казалось, что вся вражеская армия атакует его одного, что все взгляды нацелены только на него. Но так было только первые полтора или два часа непрерывной сечи. Постепенно яростное сражение отодвинулось на второй план, будто в театре, когда хор отступает в глубину сцены. Зелг уже не видел отчетливо: все слилось в одно большое разноцветное пятно, в котором время от времени мелькали кошмарные морды — лучшее украшение страшного сна.

Один раз волна нападающих оттеснила его к Такангору, и они даже смогли перекинуться парой слов. Генерал Топотан утверждал, что все идет просто прекрасно, и Зелг счел необходимым согласиться с ним, хотя лично он ничего прекрасного в окружающей действительности не обнаруживал. Но мы только что сказали, что он уже вообще ничего не видел.

Как бы мало ни был искушен в военных хитростях молодой некромант, все же он понимал, что долго так продолжаться не может. Люди устали. Они измождены. Еще чуть-чуть, и воины Кассарии начнут падать без сил, и им будет все равна — убьют их или нет. Ибо существует предел человеческой выносливости, за которым наступает полное отрешение.

Зелг видел лица шеннанзинцев и чувствовал, что они находятся на самой грани. Он отчаянно боялся, что Такангор оценивает ситуацию, примеряя ее на себя. Ему-то, возможно, далеко до обморока. А вот Эмсу Саланзерпу — рукой подать.

Пару часов назад подлетал к герцогу да Кассару возбужденный Бургежа с пухлой исписанной тетрадкой в цепких когтях и говорил ободряющие слова. Согласно Бургеже, демоны уже поняли, что обречены, и вот-вот выкинут белый флаг. На резонный вопрос, что же они прут возмущенной толпой, как муравьи из муравейника, на который основательно уселась влюбленная парочка, пухлицерский лауреат выдвинул предположение, что это от отчаяния. Надо же что-то делать, вот они и прут. А в целом они уже сдались.

Дискуссии не вышло, потому что на Зелга надвинулся какой-то гориллоподобный демон — не иначе кузен Кальфона Свирепого, а Бургежу попытался проглотить нервный экой. Специальный корреспондент перенес покушение на свою персону стоически, но вот порванной тетрадки не простил и с возмущенным визгом вцепился экою в морду и клювом, и лапками. Что было дальше, герцог не видел — отвлекся на противника.

Проскакал мимо Мардамон на ошалевшем четвероногом монстре с выпученными глазами. Жрец нежно обнимал его за шею и, высоко взлетая при каждом прыжке твари, орал в оттопыренное ухо:

— …а также свидетельство почетного члена отпевальных вечеров. А?!

Столкнувшись у какого-то валуна с главным бурмасингером Фафутом, некромант приветливо ему улыбнулся, совершенно забыв, что за забралом улыбки не видно. И что скалится на его доброго друга ощеренная пасть мурилийского демона.

Чуть тише и свободнее было на участке, который защищал Гуго ди Гампакорта. Демоны не слишком охотно встречались с каноррским оборотнем, и поэтому сюда стекались все, кому крайне нужно было отдышаться.

Сейчас за спиной Гампакорты сидели Ангус да Галармон, маркиз Гизонга, господин Фафут и изрядно помятый азартным огнекрылом граф да Унара. Вокруг них хлопотал доктор Дотт и летал, заставляя тиронгийцев нервно вздрагивать, Флагерон, потрясающий копьем. Зелг тоже спешился, облегчая участь своего амарифского жеребца.

— Как там на правом фланге? — спросил Галармон, утирая пот полой изорванного в клочья плаща. — Слушайте, — удивился он. — Зачем я таскаю на себе эту тряпку?

— Вроде бы держатся, — сказал Дотт, поливая раны графа какой-то зеленой дрянью. — Хотите выпить, господа?

— Чего?

Дотт честно протянул бутылочку с той же дрянью.

— А что это?

— Забыл, как называется. Но самое оно. Для внутреннего и наружного употребления.

— Давайте, — махнул рукой да Унара. — Хуже не будет.

— Будет, будет, — утешил его добрый халат. — Но не от моего зелья.

Явились на импровизированный сабантуйчик взмыленные Бумсик с Хрюмсиком. Бумсик еще с хрустом дожевывал чье-то крыло, а Хрюмсик — чей-то хвост. Оба хряка были безмерно довольны собой и жизнью.

Затем наступающие демоны разлетелись, будто кегли, и мимо огромным черным шаром прокатился доблестный паук.

— Кехертус! — закричал ему Дотт. — Иди к нам.

— Не могу! — ответил тот на бегу. — Дядя Гигапонт пошел в атаку!!!

Зелг окинул взглядом равнину. Со стороны реки катилась на них третья волна нападающих, и он отчетливо понял, что это и есть тот самый последний бой, о котором так любят слагать песни и баллады. А еще он подумал, что перед лицом неминуемой гибели можно позволить себе малую толику нелицеприятной критики.

— Порой мне кажется, — признался он, — что дядя Гигапонт сидит у Кехертуса на голове.

Впоследствии выяснилось, что он был прав, как никогда: Гигапонт там и сидел — в специально сплетенной будочке — и руководил неистовыми атаками.

— Да, — заметил маркиз, повторяя траекторию Зелгова взгляда. — Внушает… внушает…

Он разумно не продолжил фразу, ибо нападающие внушали одновременно много всяких чувств: и ужас, и отвращение, и страх, и мысли о собственной грядущей смерти.

— Собственно, мы знали, на что шли, — улыбнулся Ангус да Галармон, тяжело вставая на ноги.

Бравому генералу казалось в эту минуту, что на его плечах громоздятся все скалы Гилленхорма, так он устал. Но дух его оставался таким же бодрым, как в самые радостные минуты.

— Я сожалею только об одном, — признался граф да Унара, присоединяясь к нему, — о том, что не выпью еще бокальчик мугагского и не попробую ваш знаменитый розовый соус к маринованной дичи. А в остальном — жизнь удалась, и нарекать не на что.

— Вам хорошо, — вздохнул Гизонга. — А я как подумаю, сколько денег его величество неэкономно ухлопает на наши пышные похороны, так в дрожь кидает. Я же складывал годами, пульцигрош к пульцигрошу. А он на одни золотые кисти и позументы… А-а-а… — И маркиз сморщился, как от зубной боли.

— Ну уж после смерти можно перестать волноваться, — заметил начальник Тайной Службы.

Рожденный считать и экономить никогда не поймет рожденного скакать и тратить.

«Дракон Третьего рейха»

— Вам, граф, легко говорить. Ваших преступников наверное не растранжирят: сколько вы их посадили в тюрьму при жизни, столько их там и останется. А я…

— Знаю-знаю — пульцигрош к пульцигрошу.

— И кто будет собирать по всему дворцу огарки свечей?

— Полагаю, ваш безутешный дух.

— Больше некому.

— А я подбадриваю себя тем, что в Булли-Толли меня ждет любящая семья, — пробасил Фафут. И, кивнув в сторону демонов, признал: — Родные лица. Как две капли воды.