История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней - Мунго Мелвин

РЕШАЮЩИЙ ШТУРМ СЕВАСТОПОЛЯ СОЮЗНИКАМИ 8 СЕНТЯБРЯ 1855 Г.

Уже перед началом сражения на Черной речке происходящее в Севастополе указывало на намерения русских. Например, началось наведение понтонного моста через рейд от Николаевского форта до Михайловского порта. 17 августа Стерлинг отмечал, что русские построили «200 метров» из 900-метрового моста «шириной 10 метров». Затем он выразил надежду, что «мы сможем разрушить его до завершения строительства», хотя, как выяснилось, он выдавал желаемое за действительное[719]. Мост, выдающееся достижение русских военных инженеров, выдержал обстрел из пушек и мортир союзников. 28 августа Симпсон докладывал Панмуру, что мост закончен и «активно используется врагом», отмечая, что «в городе наблюдается значительная концентрация и перемещение войск»[720]. Понтонный мост, как разумно спланировали несколько месяцев назад, стал важным путем отхода.

Самым значительным событием после сражения на Черной речке стала пятая бомбардировка города 17 августа. Она началась утром следующего дня после проигранного сражения и оказала сильное психологическое давление на русских, еще больше ослабив их боевой дух. Но как ни парадоксально, решимость защитников Севастополя укрепилась, когда они начали готовиться к новому штурму. Возможно, одни имели информацию о планах Тотлебена по укреплению обороны, другие — о его плане срочной эвакуации. Но все, друзья и враги, не могли не видеть нового моста через рейд. Поэтому когда начался новый штурм, бесстрашные защитники редутов, бастионов и батарей сражались так же упорно, как и раньше. Однако их главнокомандующий М. Д. Горчаков сомневался в разумности продолжения обороны и в способности своей армии отбросить врага. Не решаясь отдать приказ об отходе на северную сторону без прямого одобрения Александра II, он намеревался защищать Севастополь до последнего, не считаясь с потерями. Возможно, император боялся худшего, но все равно поспешно выделил подкрепления и приказал Горчакову готовиться к зимней кампании. В то же время его все больше беспокоила непрерывно растущая цена войны: «Вы поймете, что в душе моей происходит, когда я думаю о геройском гарнизоне Севастополя, о дорогой крови, которая ежеминутно проливается на защиту родного края. Сердце мое обливается этою кровью»[721]. Решимость Александра II продолжать войну даже такой высокой ценой продлила агонию. И все же, как справедливо отметила Сесил Вудхэм-Смит, хотя решение продолжить оборону Севастополя «было таким же бессмысленным, как и героическим… в войне случаются моменты… когда воздействие на боевой дух не только в настоящем, но и в будущем делает жертву оправданной»[722].

Союзники, со своей стороны, были полны решимости взять Севастополь. Огонь английской артиллерии снова сосредоточился на Редане и Малаховской башне, «чтобы обеспечить наступление саперов». Приводя пример превосходного сотрудничества между союзниками, хроникер «Артиллерийских наблюдений» (Artillery Operations) отмечал: «Мы получили решающее превосходство над Малаховской башней в начале дня и позволили французским рабочим бригадам прокладывать проходы». Такая поддержка в конечном итоге стала определяющей в успехе французской атаки. Прошлые ошибки были учтены, и «непрерывный огонь из мортир по Малаховской башне и Редану» продолжался всю ночь. Поэтому русским было труднее, чем во время предыдущих атак, восстанавливать дневные разрушения за несколько часов темноты. Массированный огонь превосходящими силами артиллерии стоил защитникам Севастополя больше тысячи человек в день — такую войну на истощение они выдержать не могли.

В отсутствие общего верховного командования союзников и соответствующего штаба командующие британским и французским контингентом, генералы Симпсон и Пелисье, в своих решениях опирались в основном на профессиональные советы командующих артиллерией и инженерными войсками[723]. 3 сентября 1855 г. их «еще раз вызвали на совет», хотя они уже собирались, чтобы договориться о совместных действиях. Высшие офицеры артиллерии и инженерных войск сообщили, что «осадные работы достигли такой стадии, когда штурм следует предпринимать без задержки». В объединенном докладе главнокомандующим союзными армиями они отмечали, что «подходы» к Малаховской башне «приблизились примерно на двадцать пять ярдов», но работы перед Реданом «не могут продолжаться без больших трудностей, что станет серьезным препятствием для атаки». Повторяя аргументы Бергойна и Пелисье, они рекомендовали «главную атаку направить против позиций на Малаховской башне; если нам удастся захватить их и укрепиться, падение Корабельной стороны будет неизбежным». Эта операция должна стать главной, и ее начнут французы, однако она предусматривала и атаку на Малый редан. Значение Малахова кургана столь велико, что «враг приложит все усилия, чтобы удержать его». Таким образом, по их мнению, следовало «поддерживать раздробленность сил врага, что в значительной степени определяется расположением оборонительных укреплений Севастополя». Поэтому требовались операции прикрытия, но не для того, чтобы отвлечь от главного направления атаки, а чтобы воспрепятствовать подходу подкреплений к противнику. И русские, и союзники понимали, где и как все будет происходить. «Когда успех атаки на Малаховскую башню будет закреплен, — говорится в докладе, — это станет сигналом для одновременной атаки англичан на Редан, а французов на городские укрепления»[724]. Эти атаки должны были быть направлены против Второго, Карантинного бастиона, а главное, против Пятого, Центрального бастиона.

Примечательно, что атака на Четвертый бастион «Флагшток» не планировалась, чтобы «избежать препятствий, которые противник сосредоточил у выступа [этого укрепления]». Об этом специально не говорилось, но существовали опасения, что бастион тщательно заминирован и взорвется при штурме. Тем не менее авторы доклада не упомянули о последствиях неудачи штурма этой части оборонительных сооружений Севастополя: в таком случае британцам, атакующим Редан, придется преодолеть более 150 метров открытой местности под продольным огнем русских. Высшее командование артиллеристов и инженеров заключило, что орудийный огонь следует возобновить «с великим усердием в течение трех дней, а по завершении начать наступление на Севастополь в трех указанных пунктах в день и час, которые необходимо назначить»[725]. Симпсон и Пелисье приняли этот план без каких-либо изменений, назначив начало бомбардировки на утро 5 сентября 1855 г. Затем перенесли время атаки на 8 сентября, применив хитрость в плане штурма Малаховской башни. Французы заметили, что смена на позициях русских проводится в полдень. Старый караул уходит, а новый терпеливо ждет, чтобы занять позиции на Малаховской башне. Именно в этот уязвимый момент, когда новая смена еще не заступила на посты, и должна была начаться атака французов, а вместе с ней и решающий штурм Севастополя. Еще одно преимущество такого выбора времени заключалось в том, что русский гарнизон обычно обедал около полудня, и на позициях оставалось мало людей.