Селфи с музой. Рассказы о писательстве - Юрий Поляков

Кстати, и грибная тема довольно долго никак не проявлялась в моих писаниях, хотя я с детства буквально болен «тихой охотой». Ужение, сиречь рыболовство, волнует меня гораздо меньше, а ружейного звероубийства мне и даром не надобно. Должен с удовлетворением сообщить, что неплохо разбираюсь в грибах. Когда я стал жить в Переделкине, то многие обитатели этого писательского посёлка поначалу были уверены, что, гуляя по лесу, я собираю исключительно поганки, каковыми они, грибные невежды, считали фиолетовые, допустим, рядовки или еловые, скажем, мокрухи. Мне всегда очень хотелось сочинить что-нибудь грибное в хорошем смысле слова. И отголосок этого хотения можно уловить в моей пьесе «Халам-бунду, или Заложники любви», идущей ныне во многих театрах. Речь, конечно, о Косте Куропатове, изобретателе чудодейственного порошка «фун-говит», благодаря которому можно раз и навсегда решить проблему пищевого равенства человечества.

Но кроме грибных фантазий в моей памяти уже много лет хранилась история про женщину, последовательно побывавшую замужем за двумя офицерами, учившимися водном военном институте. Несмотря на то что они стали участниками своего рода эстафетного брака, отношения между ними остались товарищескими, предшественник даже давал преемнику некоторые советы по оптимальному режиму эксплуатации бывшей супруги. Видимо, из-за своей бесконфликтности это житейское происшествие и томилось невостребованным в моём сюжетном депо. И вдруг в один прекрасный момент я сообразил, что друзья должны непременно покинуть ряды Вооружённых сил, стать коммерческими компаньонами, жутко разругаться из-за женщины или денег и довести конфликт до смертоубийства, которое случится во время сбора грибов! Если вы думаете, будто такое озарение родилось из ничего, как наша Вселенная, то глубоко ошибаетесь! Кровавая катавасия между соратниками осталась в моей голове, отколупнувшись от сценария, который мы когда-то, в середине 90-х, сочиняли вместе с замечательным режиссёром Владимиром Меньшовым. Но так и не сочинили, потратив силы на споры о будущем России и традиционные русские излишества. Наш замысел, кстати, именовался «Зависть богов», и впоследствии именно так Владимир Меньшов назвал свой фильм, снятый по другому сценарию – «Последнее танго в Москве» Мареевой. Зависть богов как раз и заключалась в том, что главный герой, бывший афганец, погибает от руки своего боевого товарища именно в тот момент, когда наконец обретает большую, настоящую любовь, как ни странно, в лице своей собственной тёщи. Кстати, одна из причин сворачивания творческого процесса заключалась и в том, что меня сильно смущал инцестный ингредиент обвалившегося на героя личного счастья. Однако некоторое время назад, посмотрев очень смешную французскую комедию «Моя любимая тёща» с Катрин Денёв в главной роли, я лишний раз убедился в справедливости закона, открытого ещё славянофилами в XIX веке: Запад всегда отстаёт от нас в замыслах, но всегда опережает в исполнении…

Все эти подробности я привожу исключительно для того, чтобы читателю стало понятнее, какими туманными и извилистыми тропами бредёт писательское воображение от первообраза к конечному результату. Итак, я сел за «Грибного царя», задуманного, разумеется, как рассказ. О том, что рассказ превратился в повесть, а повесть распространилась в роман, читатель и сам уже догадался. Поначалу я ставил перед собой задачу от противного – хотел написать историю не безответственного эскейпера, но русского пассионария, в данном случае советского офицера, победившего жестокое, абсурдное, безнравственное время, одолевшего эпоху первичного накопления, сделавшегося успешным и богатым. Конечно же, как выкормыша великой русской литературы меня прежде всего интересовала нравственная цена вопроса, а именно: чем приходится платить в наше неправедное время за преуспеяние? Не мной замечено: материальное обогащение часто ведёт к душевному оскудению.

Кстати, гриб, не создающий жизненно важный хлорофилл, а забирающий его у других растений, показался мне довольно удачным социальным символом, отражающим взаимоотношения тонкого слоя богатых стоящей обделённых и обобранных. И я решил созорничать: всем своим персонажам я дал грибные фамилии. Да, да… А разве вы не встречали в лесу неприличный по форме и несъедобный по содержанию гриб, называющийся весёлка? Называется он так потому, что с древних пор селяне и селянки, обнаружив его, разражались игривым смехом. Да и фамилию главного героя Свирельникова я образовал не от свирели, а от свирельника – так в иных областях называют гриб-трутовик. Первоначально даже трёх наших президентов я переиначил по-грибному: Грибачёв, Подъеломников и Паутинников. Но потом старинный товарищ Геннадий Игнатов, который первым читал мои рукописи, начиная со «Ста дней…», убедил меня, что я вроде бы как испугался назвать властителей их настоящими именами и проявил малодушие. Тогда я проявил многодушие, вернул политикам их природные фамилии и, кажется, зря…

Но каково же было моё изумление, когда по мере написания романа меня помимо воли всё глубже и очевиднее стала затягивать всё та же история мужчины, убегающего из семьи в «сначальную» жизнь. Да, теперь он убежал, извините, с концом. Но при этом унёс с собой в новую участь все свои комплексы, проблемы и заморочки, как увозят из старой квартирки в новёхонький пентхаус родных тараканов. Возмущённый таким навязчивым однотемьем, я даже на некоторое время отложил рукопись в сторону, точнее, забил файл. Но потом, поразмыслив, понял: если подсознание упорно возвращает меня всё к той же нравственной коллизии, значит, так надо. Значит, я ещё сам что-то не понял и в чём-то не разобрался, а следовательно, не объяснил это «что-то» моим читателям. Ведь подсознание зря ничего не делает в отличие от сознания. И я решил: раз такое дело, надо расслабиться, как в известном анекдоте, и получать удовольствие. Судя по тому, что, выйдя в свет, «Грибной царь» стал бестселлером, заняв первые строчки в рейтингах, удовольствие получил не только я один.

Осталось добавить, что по «Грибному царю» режиссёр Михаил Мамедов снял 6-серийный телевизионный фильм с Александром Галибиным в роли Свирельникова. Роман неоднократно инсценирован, но об этом подробнее далее – в эссе «Драмы прозаика».

Вот так и сложилась трилогия, которую я назвал «Треугольная жизнь». Почему? Тут все ясно: треугольник – самая, наверное, распространённая фигура в геометрии любви. Надеюсь, теперь я и в самом деле закрыл тему. Во всяком случае, для себя самого. Хотя кто знает… Гарантий дать не могу. Да и вообще, автор не отвечает за свои слова, слова отвечают за автора…

2006,2019

Наверное, читателям интересно, из какого жизненного сора «растут, не ведая стыда», не только стихи, но и романы. Мне, кстати, тоже интересно. И будучи по образованию литературоведом, даже остепенённым, я иногда с интересом наблюдаю за собой – писателем, пытаясь найти закономерности в том странном созидательном хаосе, который именуется творчеством. Наверное, также и врач наблюдает себя, собственную болезнь – от первых невнятных симптомов до выздоровления или же, увы, до летального исхода… Собственно, это эссе является попыткой проникнуть по ту сторону вдохновения, разобраться в тех разных по своей природе составляющих, которые в огне вдохновения спекаются, превращаясь в уникальный сплав нового произведения искусства. Или не превращаясь…