Элрик из Мелнибонэ - Майкл Муркок

Празднества в оазисе Серебряного Цветка продолжались долго после того, как Элрик отомстил тем, кто мог причинить зло Священной Деве баурадимов. Эту новость принесли кварц-хасаатцы, бежавшие из города, когда на них обрушилось несчастье, какого они не знали за всю историю города.

Похитительница снов Оуне, остававшаяся в оазисе Серебряного Цветка дольше, чем это было необходимо, и все еще не желавшая покинуть баурадимов и заняться своим ремеслом, без радости узнала о мести Элрика. Это известие опечалило ее, потому что она рассчитывала на другое.

«Он служит Хаосу так же, как я служу Закону,— сказала она себе.— И кто может сказать, кто из нас, в большей степени раб?»

Она вздохнула и погрузилась в праздничные развлечения с рвением, которое давалось ей нелегко.

А баурадимы и другие кланы, узнав новость из Кварцхасаата, предались еще большему веселью. Они избавились от тирана, от единственного, чего они боялись в пустыне.

— Кактус царапает до крови плоть, но благодаря ему мы находим воду, — сказал Раик На Сеем.— Мы были в большой беде, но благодаря тебе, Оуне, и благодаря Элрику наши беды обернулись торжеством. Скоро кто-нибудь из нас отправится в Кварцхасаат и обговорит условия, на которых мы будем торговать с ними. Я думаю, что условия будут равными для всех сторон.— Он был доволен.— Но мы подождем, пока мертвецы не будут достойным образом съедены.

Варадия взяла Оуне за руку, и они отправились побродить у прудов огромного оазиса. Кровавая луна шла на убыль, а серебряные лепестки цветков сияли еще сильнее. Скоро Крова-

вая луна исчезнет, а цветы уронят свои лепестки, и тогда люди пустыни разъедутся в разные стороны.

— Ты ведь любила этого белолицего, правда? — спросила Варадия у своего друга.

— Я его едва знала, дитя.

— Не так давно я очень хорошо знала вас обоих,— улыбнулась Варадия.— И я быстро расту, правда? Ты сама об этом говорила.

Оуне вынуждена была согласиться.

— Но эта любовь была обречена, Варадия. У нас такие разные судьбы. И мне не по вкусу те решения, которые он принимает.

— Егб ведет судьба. Его решения принимаются помимо его воли.— Она откинула со смуглого лица прядь волос цвета меда.

— Может быть,— сказала Оуне.— Но некоторым из нас удается обмануть судьбу, предначертанную нам владыками Закона и Хаоса, и остаться в живых, даже создать что-то такое, к чему богам запрещено прикасаться.

Варадия слушала сочувственно.

— То, что создаем мы, остается тайной,— сказала она.— Я так толком еще и не понимаю, как мне удалось создать Жемчужину — создать ту самую вещь, с помощью которой я смогла спастись от моих врагов; хотя именно Жемчужина, ставшая потом настоящей, так привлекала их!

— Я знаю о подобных вещах,— сказала Оуне.— Именно за ними и охотятся похитители снов, на них зарабатывают себе пропитание.— Она рассмеялась.— Если бы я отнесла эту Жемчужину на рынок, то могла бы заработать на ней неплохие деньги.

— Но как из сна образуется реальность?

Оуне ответила не сразу. Она некоторое время молча смотрела в воды пруда, отражавшие розоватый диск луны.

— Устрица, когда ей угрожает вторжение, изолирует чужеродное вещество, образуя вокруг него то, что в конечном счете и становится жемчужиной. Иногда так оно и происходит. Иногда воля человека настолько сильна, что может порождать вещи, раньше считавшиеся невозможными. Это не так уж необычно, Варадия: сон может стать реальностью. Эго

знание — одна из причин, почему я не теряю уважения к человечеству, несмотря на все его жестокости и несправедливости, с которыми сталкиваюсь во время моих путешествий.

— Кажется, я поняла,— сказала Священная Дева.

— Со временем ты во всем этом неплохо разберешься,— уверила ее Оуне.— Ведь ты принадлежишь к той категории людей, которые способны творить такие вещи.

Несколько дней спустя Оуне собралась покинуть оазис Серебряного Цветка. Она направлялась в Элвер и на Неведомый Восток. В последний раз беседовала она с Варадией.

— Я знаю, у тебя есть еще одна тайна,— сказала девочка.— Ты не хочешь поделиться ею со мной?

Оуне была удивлена. Ее уважение к живому и восприимчивому уму девочки возросло.

— Ты хочешь еще поговорить о природе сна и реальности?

— Мне кажется, у тебя будет ребенок, Оуне,— без обиняков сказала девочка.— Это правда?

Оуне всплеснула руками. Она ошеломленно покачала головой.

— Вот уж воистину вся мудрость вашего народа сосредоточена в тебе, юная женщина,— сказала она.

— Ребенок того, кого ты любила и потеряла?

— Да,— сказала Оуне.— Я думаю, это будет дочь. А может, братик и сестренка, если я правильно толкую знамения. Во сне можно зачать и нечто большее, чем Жемчужину.

— И отец никогда не узнает о своем ребенке? — тихо спросила Священная Дева.

Оуне попыталась что-то сказать, но вдруг поняла, что не может. Она отвернулась, посмотрела в сторону Кварцхасаата. Прошло несколько мгновений, и она смогла выдавить из себя ответ.

— Никогда,— сказала она.

Казалось, что человек стоит в огромной пещере, своды и стены которой были сложены из неустойчивых сгустков темного света, время от времени пропускающих внутрь свет луны. Трудно было поверить, что эти стены — всего лишь тучи над горами и океаном, если бы лунные лучи не пронзали их, высвечивая штормовое море, омывавшее берег, на котором стояла одинокая фигура.

Вдали прогремел гром, сверкнула молния. Пошел дождь. Тучи ни мгновения не оставались на месте. Они вихрились, приобретая разные оттенки — от густо-черного до мертвенно-бледного; они напоминали плащи мужчин и женщин, танцующих какой-то гипнотический менуэт. Человек, стоявший на гальке мрачного берега, глядя на тучи, представлял себе гигантов, пляшущих под музыку далекого шторма, и чувствовал себя так, как может чувствовать человек, который неосторожно зашел в зал, где веселятся боги. Он перевел взгляд с туч на воду. Море казалось уставшим. Огромные волны с трудом наползали одна на другую и падали в изнеможении с тяжелым вздохом на твердые камни.