Контрольный выстрел - Фридрих Незнанский

«Для тринадцатого числа совсем неплохо, — подумал Турецкий. — У нас бы только первую и единственную дали бесплатно. А дальше — гони монету. Хорошо в Европах, черт побери!»

После вкусного завтрака Саша слегка откинул спинку сиденья, думая немного вздремнуть, но перед ним снова выросла фигура «посла»:

— Наверно, надо немного выпить? — Вопрос был, конечно, по существу.

— А! — таким вот образом высказал Саша все свое отношение к прошлому. — Давайте! И выпить, и закусить.

«Посол» слегка дернулся, чтобы идти выполнять заказ, поскольку порцию водки он уже держал на подносе, но тут же склонил вопросительно голову.

— Прошу извинять. Вас ист дас «закусъить»?

Оказывается, он не знал значения такого всемирно известного слова! А когда, поставив перед Сашей водку, он отправился за сандвичем (примерно таким образом объяснил ему Турецкий, что такое легкая закуска), Саша остановил пробегавшую мимо стюардессу и спросил по-английски, кто этот симпатичный молодой человек и почему он так старательно хочет напоить пассажира, девушка смеясь ответила, что Вальтер — у них старший стюард и в настоящее время стремительно изучает русский язык Начиная, естественно, с самого необходимого в России. Турецкий смеялся как ребенок, а позже объяснил Вальтеру, обратившись к нему: «герр Вальтер», чем, вероятно, поразил его до глубины души, что вообще-то всем иным напиткам лично он предпочел бы хорошее баварское пиво. И стюард все оставшееся время полета старался доказать русскому пассажиру, что в Баварии варят действительно самое вкусное пиво.

Как-то за пивом постепенно отошли в сторону окружавшие Турецкого со всех сторон заботы. Он как бы запретил себе вспоминать, зачем, с какой целью летит сейчас в Германию. Будто, перенеся кипу дел из своего сейфа в меркуловский, он напрочь отрешился и от необходимости думать о них. Однако несколько мелких гвоздей все-таки не давали возможность почувствовать себя до конца свободным. Не удалось переговорить с Толей Равичем. Секретарша в офисе сообщила, что патрон находится в городе и дома будет только ночью. Но она обязательно сумеет передать ему просьбу Турецкого встретить его в аэропорту Франкфурта. Еще она сказала, что если он сам не успеет, то обязательно найдет возможность прислать кого-то из своих сотрудников, надо, чтобы господин Турецкий внимательно прослушал объявление по радио.

В принципе-то, конечно, не беда, если и не встретят, уж как-нибудь по-английски Саша сумеет объясниться со справочным бюро. Да и офис городской криминальной полиции — тоже, вероятно, не Бог весть какая тайна. А там есть герр Ханс Юнге — дэус экс махина, как сказал бы латинянин — то бишь Бог из машины, типично театральный термин, перешедший в нашу грешную действительность: десяток лет назад — секретарь райкома партии, а сегодня — рояль в кустах… Тут особых сложностей Саша не видел.

Печалил разговор с Ириной. Естественно, она не ревела, не обвиняла в нежелании побыть с семьей, понимала, что ему просто необходимо отдохнуть, иначе он свалится, а семья в прямом смысле подохнет с голоду. Но за всеми этими фразами стояла горчайшая правда. И выражала она лишь одно: очень, чрезвычайно плохи твои дела, Александр Борисович. Нельзя так дальше жить, ибо это уже и не жизнь вовсе, а одно сплошное мучение. И обещание примчаться к ним в самые ближайшие дни было понято Ириной как еще одно очередное обещание, которое способно быть нарушенным любым словом или указанием вышестоящего начальника. И никто ни в чем не будет виноват, потому что такова эта сучья жизнь и сволочная профессия.

Турецкий долго не мог отделаться от ощущения какой-то общей безнадеги после сумбурного разговора с женой. А тут еще этот младшенький бензинчику подлил! Поздно уж было, когда Олег позвонил Грязнову и попросил передать трубку Саше. Сказал, что вопрос с Иркой он уже практически решил и осталось ожидать лишь Сашиного звонка из Германии. Спросил, встретят ли, не нужна ли еще какая-нибудь помощь от него. Турецкий бурчал в ответ нечто благодарственное и нейтральное, а сам думал, что надо действительно бросить все к черту, уйти в белодомовские служащие, перекладывать со стола на стол никому не нужные бумаги и при этом пользоваться всеми благами, которые прежде были доступны Совету Министров, Верховному Совету и прочим верхним организациям, вместе взятым. А если разрешат при этом еще и советы давать, так извините, ради этакой жизни можно поступиться очень многими принципами. Если вообще не всеми.

Стюардесса объявила о скорой посадке в аэропорту города Франкфурта-на-Майне, а Саша получил от любезного герра Вальтера последнюю порцию водки.

А дальше все было как в лучших аэропортах мира. Самолет приземлился, к нему присосалась труба-коридор, и пассажиры, не надевая пальто, беззаботно протопали в огромный, сверкающий зал. Плащ, кейс да зонтик — вот все Сашино добро, и с ним он спокойно и неторопливо прошествовал к паспортному контролю. Вообще-то говоря, на отдых так не ездят. Но Турецкий был готов ответить любому интересующемуся, что той пары рубашек, носков, трусов и прочей мелочи, что уместилась в кейсе, ему вполне достаточно для первого дня пребывания. А в дальнейшем — к услугам любой магазин. Разве не по-европейски? А чем же мы хуже других?..

2

Пройдя все кордоны, он вышел наконец в зал, где толпились встречающие, и огляделся: никто к нему не кинулся. Что ж, будем внимательно слушать, сказал он сам себе, и снова рассеянным взглядом окинул лица встречавших. В этот момент кто-то вежливо тронул его за локоть. Саша обернулся. Рядом стоял рослый молодой человек с явно славянским лицом — русоволосый, нос вздернутой кнопкой, голубые наивные глаза.

— Извините, — сказал парень с легким, напоминающим прибалтийский, акцентом, — это вы, — господин Турецкий?

— Я, — кивнул Александр Борисович. — А с кем имею честь?

— Очень приятно, — ушел от прямого ответа встречающий. — Мы вас ждем. Очень приятно, прошу, там машина. — Он тут же предупредительно, но настойчиво, как — помнил Саша — делает это обслуга за границей, почти выхватил у Турецкого кейс и зонтик, оставив только плащ, взял Александра Борисовича под локоть и увлек сквозь толпу к выходу. Шагал он широко и свободно, помахивая кейсом и не забывая при этом освобождать проход гостю. Турецкого так заняла эта необычная встреча-пантомима, что он как-то и не глядел по сторонам и опомнился лишь тогда, когда оказался на улице, а к самой бровке тротуара, где он остановился, подкатил шикарный серый автомобиль.

Из машины вышли двое и пошли навстречу.

Саша раскрыл было рот, чтобы поприветствовать их и произнести приличествующие ситуации слова, но тут же ощутил весьма чувствительный толчок в бок, ближе к печени, дернулся, но его мигом успокоили.

— Без волнений! Садитесь в машину, господин Турецкий, — сказал улыбчивый голубоглазый. — Не создавайте себе ненужных неприятностей.

Те двое, спереди, как бы вежливо расступились, один открыл заднюю дверь машины и первым нырнул в салон, показав Турецкому ладонью следовать за собой. Длинный черный ствол пистолета снова больно ткнул в печень. Левый Сашин локоть крепкой хваткой держал голубоглазый. Ситуация!