Мозаика - Гейл Линдс

Всю дорогу через штаты Мэриленд, Делавэр и Нью-Джерси она непрерывно думала обо всем, что случилось за последние два дня. Все начинало обретать какой-то жуткий смысл. Больше всего ее поразило кольцо с александритом, подаренное дедом Острианом. Казалось, все сходилось на этом кольце, Дэне Остриане и Редмондах — ее слепота, два пакета, которые свели вместе ее и Сэма, убийство матери, женщина-киллер Майя Стерн и, наконец, обвинения против Дугласа Пауэрса.

Казалось бы, произвольные события соединялись вместе в замысловатую мозаику преступлений, политических интриг и алчности.

Обнаружив фотографии кольца с александритом, изумрудных подвесок матери и усыпанного драгоценностями ларца, который стоял в убежище Лайла Редмонда, она поверила, что Дэниэл Остриан имел отношение ко «второму кладу Гиммлера». Подобно тому как он дал матери серьги, а кольцо ей, он мог дать ларец Лайлу Редмонду. А это означало, что дед Редмонд знал, что произошло с Янтарной комнатой.

О Янтарной комнате говорилось в письме, вложенном в тот пакет, который был отправлен Сэму. Винс забрал пакет Сэма. Он был очень близок с отцом, а это означает, что он мог действовать по приказу Крейтона или в интересах Крейтона без всяких приказов.

В вечер ее дебюта произошло нечто настолько болезненное, что она ослепла и не могла вспомнить, что же, собственно, это было. Крейтон должен знать. В этом было единственное имеющее смысл объяснение того, почему он послал ее к психиатру, который не стал применять единственного лечения, которое могло бы помочь, — гипноза.

Крейтон вновь возник в ее сознании, когда она стала думать о покушении на репутацию Дугласа Пауэрса. Более чем кому-нибудь Крейтону было выгодно поражение Пауэрса. Но Крейтон был не один... Ей были знакомы правила Редмондов. Каждый член семьи выигрывает от этого, включая Винса, который не делал тайны из своего желания возглавить Центральное разведывательное управление.

Ну и, наконец, Крейтон и Винс имели такое богатство и такие связи, которые позволяли им нанять «чистильщиков». И именно они легко могли устроить представление Майи Стерн в качестве ее помощницы.

Теперь она догадывалась, что жизнь матери была принесена в жертву амбициям ее дяди. Ей с Сэмом готовилась роль следующих жертв. Ее до глубины души ранило то, что собственная семья могла быть столь отвратительной. Но еще ее охватывало бешенство. Предательство и злонамеренность во сто крат хуже, когда они появляются в собственной семье.

Наконец она выехала с шоссе «Хатчинсон ривер» в Армонке и остановилась у автозаправочной станции, чтобы спросить дорогу. Пока она ехала через этот фермерский район на краю цивилизации, в голове сложился план проникновения в приют престарелых. Это было опасно и могло не сработать, но стоило попытаться.

Она нервничала и вся покрылась потом, когда подъезжала к будке, охраняющей в ночное время въезд на территорию приюта. Напротив, по другую сторону от будки, притормозил перед выездом зеленый фургон «Фольксваген» с францисканским священником за рулем. Когда фургон выезжал, священник, похоже, внимательно посмотрел на нее. Мог ли он видеть ее раньше? Она не могла сказать с уверенностью, но и не особо задумывалась об этом, когда посмотрела на него в ответ.

Священник уехал, и голос охранника вернул ее из мира фантазии:

— Слушаю, мисс.

Он был мускулист, около тридцати пяти лет, со скучающим выражением на лице из-за однообразных и пассивных ночных дежурств. Ей ни в коем случае нельзя было выдавать свое родство с Лайлом Редмондом, а тем более называть свое настоящее имя. С очками в толстой черепаховой оправе, седыми волосами, собранными на затылке, она могла надеяться остаться неузнанной.

— Меня зовут Сьюзен Шварц, — нервничая, соврала она. — Я приехала повидать мою бабушку, Айону Шварц. Я знаю, что сейчас уже поздно, но я долго не задержусь.

Джулия подняла подбородок, надеясь, что он не дрожит, и выдавила из себя решительную, надменную улыбку — редмондовскую улыбку богатства и власти.

Айона Шварц была старой подругой обоих дедов Джулии, а ее муж на протяжении многих лет находился с ними в деловых отношениях. Некоторые из старинных друзей также выбрали этот особый приют престарелых, в том числе еще один миллиардер, Джед Куперсмит. У Айоны действительно была внучка Сьюзен, но последнее, что слышала о ней Джулия, было то, что Сьюзен вышла замуж за бразильца и переехала к нему.

Дежурный просматривал свой журнал без особого интереса.

— Скорее всего, меня в списке нет, — предположила она. — Я заезжала к двоюродной сестре в Бедфорд-Хиллс, и подумала, что неплохо было бы навестить и бабушку.

— Одну минутку, мисс.

Утомленный или нет, но охранник был хорошо вымуштрован для выполнения своей непосредственной работы — не пускать нежелательных посетителей. Он снял трубку телефона и стал тихо говорить.

Потом повесил трубку:

— Проезжайте. Мы закрываемся в десять часов.

С чувством благоговейного ужаса она проехала длинный путь по направлению к ярко освещенному фасаду элитного дома престарелых.

Здесь все ново для нее. Она приезжала сюда с матерью много месяцев назад, но тогда она была слепой. Территория приюта продувалась ветром и выглядела уныло. Джулия увидела темную перекопанную землю пустых цветочных клумб. Выложенные кирпичом тропинки вились среди них и вдоль маленького озерца, блестевшего под лунным светом, как черный оникс. Она увидела, как зашевелилась одна тень, затем другая. Ощутив резкий приступ агорафобии, она сообразила, что это охранники в толстых зимних куртках патрулировали территорию.

Что же это за приют престарелых? Были ли здесь эти вооруженные охранники в прошлый раз, когда она была слепой? Мать не упоминала о них.

Она оставила машину на круглой подъездной дорожке и вышла из «Шевроле». Жестокий холод окутал ее, как ледяное одеяние. Далеко слева за проволочным забором, ограждавшим собственность приюта, она увидела, как блеснули фары автомобиля там, где не было никакого жилья. Она слишком замерзла, чтобы долго вглядываться в то, что там происходило. Джулия поспешила к входным дверям.

Они резко распахнулись, и перед ней предстал жилистый человек с красным лицом и каменным выражением на нем. Это, скорее всего, Джон Рейли, который встречал их с матерью перед тем, как они прошли в комнату деда. У нее пересохло в горле. Она скользнула рукой в карман, где лежал «вальтер», уповая лишь на то, что достаточно изменила внешность — ни темных очков, ни белой трости, ни длинных каштановых волос.

Джулия лучезарно улыбнулась используя тот безразлично-приказной тон, которым многие из друзей ее родителей обращались к слугам:

— Я Сьюзен Шварц. Проведите меня, пожалуйста, в спальню моей бабушки.

Джон Рейли разглядывал эту женщину. Что-то в ней показалось ему знакомым. В их записях значилось, что внучка Сьюзен посещала Айону Шварц всего один раз. Подобно многим людям, обслуживающим богатых, он никогда не пытался парировать их высокомерие. Глубоко внутри он чувствовал, что они действительно обладают превосходством.