Сатисфакция. Горький вкус мести - Северная Виктория

— Почему ты предал меня, Вит? — спросила она с надрывом. — Почему сломал меня?

Даша ощутила, как под пальцами напряглись желваки. Резкий рывок, и она оказалась прижата к нему с такой силой, что казалось, что ее ребра вот-вот лопнут от силы, сдавившей их.

— Вит, — прохрипела она, пытаясь вздохнуть. — Что?

Он чуть ослабил хватку и заглянул ей в глаза.

— Если бы я мог изменить произошедшее, я бы не раздумывая это сделал. Если бы я мог взять всю ту боль, что ты испытала, на себя я бы это сделал. Но это невозможно. Случившееся никогда не отменить и мне жаль, что за мою свободу и свободу Жени ты понесла такую жестокую расплату. Все что я могу сейчас сделать, это просто сказать тебе «прости», — все это Виталий произнес с такой искренностью, что у Даши разрывалась душа. Ей действительно хотелось верить ему, но обида не прошла, как и боль… Тут до Беляевой дошло, что именно он сказал.

— В смысле свободы? — озадаченно спросила она, так и не убрав руку с его лица. — Чем она тебя шантажировала?

Ну вот, она и задала тот самый вопрос. Что именно было важнее для Вита, чем она — Даша? Вопрос, который последнее время буквально не давал ей нормально спать, но и спросить она не решалась. Сначала она думала, что шантаж — выдумка, но после того, как Даша стала свидетельницей той некрасивой сцены после свадьбы, факт шантажа подтвердился. Все эти месяцы она не могла задать этого вопроса ему напрямую, не позволяли гордость и страх… Но желание знать правду все равно перевесило.

— У Кати имелись доказательства, которые могли засадить меня и Жеку за решетку, — ответил Воронов, пытаясь отвернуться, но теперь уже она не позволила. Даша должна была видеть его глаза, чтобы понять врет он или нет. Глядя сейчас в глаза цвета грозового неба, Беляева наблюдала, как он пытается не захлопнуться от нее, пытается быть искренним. Не привык мужчина отчитываться перед кем-то, не привык делиться переживаниями. Всегда сам, всё сам…

Даша тяжело вздохнула и отпустила его лицо, сделав шаг назад, разрывая физический контакт с ним. Нужно все обдумать, понять, а находясь так близко к нему, Беляева не отвечала за свои чувства и переживания. Этот мужчина слишком уж сильную власть имел над ее эмоциями. Он не стал удерживать. Вит даже не пошевелился, ожидая ее реакции… а реакции и не было. Даша слишком устала, чтобы хоть как-то отреагировать. Казалось, что она просто перегорела. Девушка просто не знала, что чувствует по поводу откровения Воронова. Не было ни негодования, не было и принятия, была пустота…

— Почему ты не сказал мне? — спросила пустым, лишенным эмоций голосом, пытаясь мысленно восстановить последовательность событий, предшествующих трагедии.

— Я пытался… — начал он, но Беляева его грубо перебила.

— Если бы ты хотел, ты заставил бы меня выслушать, — отрезала она жестко. Так оно и было, Вита трудно остановить, когда тот что-то решит.

— А это что-то бы изменило? — спросил он горько.

Даша задумалась. Сложно сейчас будучи совершенно другим человеком судить о реакции той безосновательно самоуверенной девчонки, которой она являлась в то время, было трудно.

— Если бы ты мне сказал…

— Даже если бы ты мне поверила, — спокойно констатировал Вит, — ты бы заставила меня пойти с повинной в полицию. Я бы не смог противостоять тебе и в итоге сдался бы, но за собой утащил бы Жеку, а по-настоящему виновный остался бы безнаказанным.

Что же за преступление они совершили? Девушка подняла глаза на Виталия, тот не отвел взгляд. Вообще выглядел он сейчас слегка вызывающе, словно бы провоцировал на следующий вопрос. На тот вопрос, который она боялась задать.

— За что вас могли посадить? — всё же спросила Дарья.

— За убийство, — был дан ответ, и ноги Беляевой подкосились.

Сделав несколько шагов, девушка присела на диван, вцепившись пальцами в обивку дивана. Она конечно подозревала, что Воронов не безгрешен, но одно дело догадываться, и совсем другое знать наверняка.

— Ты убил человека? — спросила она, практически шепотом.

— Да, и не жалею об этом, — Воронов презрительно скривил губы.

Даша сглотнула, пытаясь принять тот факт, что Виталий является убийцей.

— Боишься? — жестко спросил он, и Даша против воли вздрогнула.

— Нет, — ответила она, — самое страшное, что ты мог со мной сделать, ты уже совершил. Не думаю, что мое убийство может что-то изменить…

Теперь уже вздрогнул он. Даша заметила, но удовлетворения не получила.

— У тебя должна была быть веская причина для убийства, — уверенно заявила Беляева. — Что этот человек тебе сделал?

— Ты так уверенна, что была причина? — жестко умехнулся он.

— Да, уверенна, — не дрогнула под его взглядом.

Воцарилась тишина, прерываемая только завываниями соседской собаки, да потрескиванием догорающих дров в камине.

— Он пытался убить меня, и Жеку заодно, — все-таки ответил на вопрос мужчина.

Даша кивнула. Она знала, Вита по-всякому можно обозвать, но убивать без видимых на то причин он не станет. А если этот некто пытался убить его, то… туда ему и дорога. Дарья совершенно не расстроилась смерти несостоявшегося убийцы. Этот человек пытался убить Воронова и ее лучшего друга, почему она должна желать ему что-то еще помимо упокоя вечного?

Осознав, о чем именно думает, Дарья нахмурилась и обняла себя руками. Как же она изменилась за эти пять лет! Когда-то убийство ей казалось чем-то ужасным. Даша Беляева пятилетней давности выступала против смертной казни. По молодости лет она была уверенна, что каждый имеет шанс на исправление. Какая глупость! Жизнь слишком сложна, чтобы делить ее на черное и белое, слишком много оттенков имеет она. Как может заслужить прощение насильник-педофил? Или маньяк-убийца, наслаждающейся агонией своих жертв? Их невозможно оправдать… а смерть — это иногда самый безболезненный выход из ситуации. Мыслить теми категориями, что мыслила она пять лет назад, могла только девушка, которую не коснулся истинный ужас жизни. Без сомнения, Беляева и раньше чувствовала боль, разочарование, но тогда она толком не видела той ужасной обратной стороны жизни… Будучи журналистом девушка многое повидала. Дарья знала истории девушек, от которых волосы дыбом становились, и ее история по сравнению с их бедами просто детские обиды.

Что же она сделала бы тогда, если бы Вит рассказал о своем злодеянии? Да еще и обозначил свое истинное отношение к убийству? Она бы конечно устроила скандал, ушла, а потом все равно бы вернулась… и попыталась бы уговорить сдаться с повинной, потому что по мнению той, прошлой Даши, все грехи нужно было оплачивать. Потом, несомненно бы, ждала Воронова из тюрьмы. Только кому нужны были эти заморочки? Как она могла решать, что лучше, а что хуже, ведь сама была далеко не ангелом? Сейчас у нее совершенно другое отношение к произошедшему, но это сейчас, а тогда…

— Ты меня осуждаешь? — осторожно спросил Виталий, будто пытаясь почувствовать ее настроение.