Белый волк - Дэвид Геммел

— Ты был слишком хорош для этого негодяя. Зачем ты служил ему?

— Хотел бы я сам это знать. Я рад, что ты побил его. Не думал, что тебе это удастся. Не думал, что это вообще кому-то под силу.

— Лучший всегда найдется. — Скилганнон устало приблизился к Друссу, сидевшему с девочкой.

— Молодец, паренек. Ты как думаешь, Эланин поправится?

Скилганнон взял ее у Друсса и отнес к Смешанному.

Янтарные глаза зверя оставались открытыми, но дыхание уже прерывалось. Скилганнон уложил девочку на пол рядом с ним, и зверь с тихим стоном прижался мордой к ее лицу.

— Не знаю, слышишь ли ты меня, Орасис, но твоя дочь спасена.

Друсс сел на корточки рядом со зверем, поглаживая его по голове, как собаку. Желтые глаза еще некоторое время смотрели на ребенка. Потом они закрылись, и зверь перестал дышать.

Лежавшая неподвижно Эланин, наоборот, со всхлипом втянула в себя воздух, заморгала и села.

— Вот и ты, моя красавица, — обнимая ее, сказал Друсс.

— Ко мне приходил папа. Он сказал, что ты здесь.

Джиана стояла, глядя на человека, который почти полжизни являлся ей во сне. Мыслями она унеслась в прошлое, в то опасное время, когда она выдавала себя за уличную девку и жила в доме Скилганнона. Воспоминания, живые и яркие, окрашивала печаль, но была в них и радость. Тогдашние ее мечты были просты: сначала выжить, потом отомстить, и Скилганнон находился при ней неотступно.

Он гладил по голове маленькую девочку, а Джиана вспоминала его руку на своей щеке. Слезы подступили к глазам, и она сердито отмежевалась от воспоминаний. Старуха, опираясь на посох, стояла у дальней стены в черном, скрывающем лицо покрывале.

Она появилась в гавани, когда Джиана всходила на корабль, чтобы высадиться в Шераке и оттуда ехать в горную крепость.

— Зачем ты плывешь — убить Бораниуса или спасти Скилганнона? — спросила Старуха.

— Думаю, и за тем, и за другим.

— Он не пара тебе, Джиана. Он погубит тебя.

— Он меня любит и не сделает мне зла, — засмеялась Джиана.

— Как раз любовь-то и опасна, моя королева. Она ослепляет нас и ведет к гибели. Горе глупцам, которые уступают ей!

— А что, если я тоже его люблю?

— Конечно, любишь, Я это поняла при первой же нашей встрече. В этом и заключается опасность, о которой я тебе говорю. Сейчас ты мудра и не знаешь жалости, как и подобает правительнице. Народ любит тебя и боится, ты можешь стать великой, стоит только пожелать.

— За что ты так его ненавидишь?

— Ненависти во мне нет. Он славный, отважный воин. Я хочу, чтобы он умер, только потому, что он для тебя опасен. Ты и сама хотела убить его, а знаешь почему? Твое «я», подлинное «я», живущее в глубине твоей души, знает, что от него надо избавиться. Мысли о нем мучают тебя.

Джиана, глядя, как матросы ставят паруса и отдают швартовы, сказала:

— Возможно, мое подлинное «я» говорит мне, что он мне нужен.

— Э-э! Никто тебе не нужен. Я долго живу на свете, Джиана, и знаю, что ты испытываешь. Я сама через это прошла. Ты любишь его и слишком сильно, и слишком мало. Слишком сильно, чтобы полюбить другого, и слишком мало, чтобы измениться ради него. Ему нужна жена и мать его детей, а тебе — империя и место в истории. Ты думаешь, эти нужды можно совместить? И он чувствует то же самое, моя королева. Он не способен любить другую, твой образ не оставляет его, но и измениться он не может. Не бывать ему больше твоим генералом, даже если вы будете спать вместе и жить вместе. Пока он жив, он будет камнем лежать у тебя на сердце.

— Я подумаю над тем, что ты сказала.

…Теперь, в этой полуразрушенной крепости, Джиана как никогда остро поняла, насколько недоставало ей этого мужчины. Подойти бы к нему, положить руку на плечо, вытереть кровь с его лица.

Дренайский воин, которого она видела во дворе, тоже приплелся наверх — бледный до синевы, в окровавленной одежде.

— Зачем ты взбирался по лестнице, дуралей? — спросила Джиана. — Я велела тебе дожидаться лекаря.

— Я боялся, что умру и больше вас не увижу.

— Глупый. Ты мог бы умереть на этой лестнице.

— Оно того стоило, — воин покачнулся, но его поддержал Маланек.

— Позаботься о нем, — приказала королева, а молодой человек с широкой мальчишеской ухмылкой заверил:

— Ну, теперь-то уж я не умру. — Маланек увел его, но он успел еще оглянуться и крикнуть: — А вы замужем?

Молодая золотоволосая девушка, войдя в комнату, тихо заговорила о чем-то со Старухой. В руках она держала маленький нарядный двойной арбалет. Старуха взмахом руки указала ей на дверь, и девушка вышла.

Скилганнон встал, обернулся, и его сапфировые глаза остановились на Джиане. Она ждала, вынуждая себя оставаться невозмутимой. Он подошел, низко поклонился, но ничего не сказал.

— Тебе нечего мне сказать, Олек?

— Слова ничего бы не выразили. Пусть молчание скажет за меня.

— Тогда поедем домой.

Мимолетная боль исказила его лицо.

— Снова воевать и сеять смерть? Разрушать города, делать детей сиротами? Нет, Джиана. Я не могу.

— Я королева, Олек. Я не могу обещать тебе, что войн больше не будет.

— Я знаю.

— Ты предпочел бы никогда не встречаться со мной?

Он улыбнулся:

— Изредка, в минуты отчаяния. Если бы я мог вернуться назад, то многое изменил бы, но нашу встречу отменять бы не стал. С тем же успехом можно спросить человека, получившего солнечный удар, не лучше ли ему было бы никогда не видеть солнца.

— Что же ты будешь делать теперь?

Он потрогал медальон у себя на шее.

— Продолжать свои странствия.

— Все еще надеешься вернуть ее?

— Нельзя быть уверенным, пока не попробуешь, — пожал плечами он.

— И что же потом? Поселишься с ней где-нибудь в…

— Так далеко я не загадываю.

— Ты понапрасну тратишь свою жизнь, Олек.

— Моя жизнь и без того потрачена впустую, а так у меня по крайней мере есть цель.

— Мятежники собрались во дворе, ваше величество, — доложил Джиане гвардеец. — Они забрали подчистую все, что было в крепости, и хотят уйти. Говорят, что человек по имени Друсс обещал им жизнь. Прикажете убить их?

— Пусть уходят.

— Так точно. Еще одно, ваше величество: разведчики докладывают, что в двух часах отсюда замечена большая кавалерийская часть датиан. Нам нужно покинуть это место до их прибытия.

Маланек подошел и тоже заговорил с королевой, а Скилганнон отошел к Старухе, манившей его пальцем. Маланек, в свою очередь, настаивал на поспешном отъезде.