Север и Юг - Элизабет Гаскелл

Да! Он приходил очень редко и только ради уроков. Мистер Хейл был разочарован тем, что его ученик несколько охладел к греческой литературе, к которой совсем недавно испытывал горячий интерес. Теперь нередко случалось так, что мистер Торнтон в последний момент присылал записку — сообщал, что очень занят и не может прийти и почитать сегодня вечером с мистером Хейлом. И хотя с другими учениками мистер Хейл проводил больше времени, ни один из них не был так близок его душе, как его первенец. Мистер Хейл загрустил: ему недоставало прежних задушевных бесед, и он невольно задумывался над тем, какой причиной вызвана такая перемена.

Однажды вечером мистер Хейл испугал Маргарет, занимавшуюся шитьем, неожиданным вопросом:

— Маргарет! У тебя есть основания думать, что мистер Торнтон неравнодушен к тебе?

Он почти покраснел, задавая ей этот вопрос. Но семена подозрений, посеянные мистером Беллом, дали всходы, и слова слетели с его уст прежде, чем он сообразил, что сказал.

Маргарет не сразу ответила, но по ее низко склоненной голове он догадался, каким будет ответ.

— Да. Я думаю… Ах, папа, наверное, я должна была рассказать тебе. — Она отложила шитье и спрятала лицо в ладонях.

— Нет, дорогая. Не думай, что я чересчур любопытен. Я уверен, ты бы рассказала мне, если бы знала, что можешь ответить ему взаимностью. Он сделал тебе предложение?

Сначала ответа не было. Но потом она тихо и неохотно произнесла:

— Да.

— И ты ему отказала?

Долгий вздох — и другое, слабое и беспомощное:

— Да.

Но не успел мистер Хейл заговорить, как Маргарет подняла голову — ее лицо раскраснелось от стыда — и, глядя ему прямо в глаза, сказала:

— Вот, папа, я и сказала тебе об этом, но больше я ничего тебе не скажу. Все это слишком болезненно для меня. Каждое слово и поступок, связанные с этим предложением, так невыразимо горьки, что мне невыносимо думать об этом. О папа, мне так жаль, что ты из-за меня потерял своего друга, но я ничего не могла поделать… И все же мне так жаль. — Она опустилась на пол и положила голову ему на колени.

— Мне тоже очень жаль, моя дорогая. Мистер Белл так напугал меня, рассказав о своем подозрении, что…

— Мистер Белл! О, мистер Белл догадался об этом?

— Вовсе нет. Но он вообразил, что ты… как бы сказать?.. что ты также расположена к мистеру Торнтону. Я знал, что этого не может быть. Я надеялся, что это всего лишь воображение. Я слишком хорошо знаю твои истинные чувства, чтобы предположить, что мистер Торнтон мог тебе понравиться. Но мне очень жаль.

Несколько минут они сидели молча и не двигаясь. Но, нежно погладив ее по щеке, мистер Хейл испугался, обнаружив, что лицо Маргарет мокро от слез. Едва он коснулся ее, она вскочила и, через силу улыбаясь, заговорила о Ленноксах, так страстно желая сменить тему разговора, что мягкосердечный мистер Хейл не стал настаивать на продолжении прежней темы.

— Завтра… да, завтра они возвращаются на Харли-стрит. О, как удивительно это будет! Интересно, какую комнату они превратят в детскую? Тетя Шоу будет счастлива, что в доме есть малыш. Представь себе, Эдит — мама! А капитан Леннокс… Интересно, чем он займется теперь, когда вышел в отставку?

— Вот что я тебе скажу, — ответил отец, вовсю стараясь поддержать ее интерес к новой теме. — Я думаю, я смог бы обойтись без тебя недели две, а ты бы съездила в Лондон и повидалась с путешественниками. Ты больше узнаешь из получасового разговора с мистером Генри Ленноксом о шансах Фредерика, чем из дюжины этих его писем. И ты на деле совместишь приятное с полезным.

— Нет, папа, ты не можешь обойтись без меня, и, более того, я не буду здесь лишней. — Помолчав, она добавила: — Я теряю надежду увидеть Фредерика. Мистер Леннокс щадит нас, но я вижу, что он сам потерял надежду найти свидетеля по прошествии стольких лет. Нет, — сказала она, — эта надежда была очень радужна и дорога нашим сердцам, но она лопнула как мыльный пузырь. И нам остается только успокаивать себя, радоваться, что Фредерик так счастлив, и дорожить друг другом. Поэтому не обижай меня, заявляя, что можешь обойтись без меня, папа, потому что, уверяю тебя, ты не сможешь.

Но сама идея сменить обстановку пустила ростки в сердце Маргарет, хоть и не в том виде, в котором предложил ее мистер Хейл. Она стала думать, как было бы прекрасно сделать что-то приятное отцу, чье здоровье, хотя он никогда не жаловался, было всерьез подорвано болезнью жены и ее смертью. Мистер Хейл регулярно встречался со своими учениками, но то, что он отдавал, не получая взамен, не могло сравниться с дружеским общением. Маргарет видела, как отец страдает, не осознавая этого. Ему недоставало общения с мужчинами. В Хелстоне всегда были поводы для обмена визитами с соседскими священниками, а поселяне, трудившиеся на полях, либо неторопливо бредущие домой по вечерам, либо присматривавшие за скотиной в лесу, охотно вступали в беседу. Но в Милтоне все были слишком заняты для неспешных бесед и обмена мыслями. Все, о чем они говорили, — это дела, насущные и повседневные. И когда с дневными делами, требующими от них напряжения ума, было покончено, они погружались в ленивое безделье до следующего утра. После того как заканчивался трудовой день, рабочие уходили кто на лекцию, кто в клуб, кто в пивную — все зависело от уровня развития. Мистер Хейл подумывал о том, чтобы прочитать курс лекций в некоторых обществах, но скорее по обязанности, чем ради удовольствия или из любви к делу. И Маргарет не сомневалась, что эта работа не принесет отцу радости, если он рассматривает ее как пустое времяпрепровождение.

Зима приближалась к концу, дни становились длиннее, не принося с собой ни проблеска надежды, которая обычно появляется вместе с лучами февральского солнца. Миссис Торнтон больше не переступала порога их дома. Мистер Торнтон приходил изредка, но навещал он только мистера Хейла, ограничиваясь беседой в кабинете. Мистер Хейл по-прежнему был радушен с ним — сама редкость встреч, казалось, придавала им особую ценность. Со слов мистера Торнтона, о которых ей довелось услышать от отца, Маргарет поняла, что причиной его редких визитов служили не столько обида или недовольство, сколько то, что его дела осложнились во время забастовки и сейчас требовали от него больше внимания, чем прошлой зимой. Более того, Маргарет узнала даже, что время от времени он говорит о ней, притом вполне спокойно и дружелюбно, не избегая, но и не поощряя разговора на эту тему.

Она была слишком подавлена, чтобы приободрить отца. Безрадостному спокойствию настоящего предшествовал столь долгий период беспокойства, забот и горестных переживаний, что ум ее лишился прежней живости. Она попыталась заняться обучением двух младших детей Баучера и трудилась усердно и добродетельно. «Усердно» — правильное слово, поскольку ее сердце от усилий омертвело. И хотя Маргарет выполняла свои обязанности старательно, отдавая им все силы, ей по-прежнему не хватало радости, жизнь казалась ей мрачной и унылой. Единственное, что она делала охотно, движимая неосознанным благочестием, — безмолвно успокаивала и утешала своего отца. В каком бы настроении ни пребывал мистер Хейл, он всегда находил в Маргарет сочувствующего слушателя. Какое бы желание он ни высказал, она старалась предвидеть его и исполнить. Несомненно, это были скромные желания, которые всегда сопровождались колебаниями и извинениями. И все же ее отличал прекрасный и совершенный дух кротости и послушания. Март принес им вести о женитьбе Фредерика. Они с Долорес прислали им совместное письмо: она — на испанском английском, что было вполне естественно, а он — употребляя непривычные обороты и слова, что доказывало, насколько глубоко повлиял на него родной язык его невесты.