Почерк судьбы - Шарлотта Лукас

Через несколько секунд звуки стихли. Йонатан услышал шаги. А потом увидел, как поворачивается ручка. В следующий миг перед ним возникла полноватая женщина в ярком фартуке, ей было около семидесяти лет. Она произнесла вопросительным тоном:

– М-м-м?

Его сердце замерло.

Это была не его мать, Йонатан это сразу понял.

– Никколо! – Женщина подскочила к нему, обняла и покрыла его лицо поцелуями.

Нет, она не была его матерью. Но Йонатану казалось, что он ее откуда-то знает.

Йонатан

2 октября, вторник, 12 часов 23 минуты

Франческа. Его тетку звали Франческа. Йонатан не представлял, каким образом у него в памяти засело имя Нина или Джина, потому что оно не имело никакого отношения к Франческе. Но это, в конце концов, было не важно. Главное, что он сидит со своей теткой на тосканской крестьянской кухне, а перед ним стоит тарелка дымящейся пасты. Он безжалостно отредактировал бы такое клише в книге любого автора – этакий идиллический момент встречи с итальянской родней, – но в реальной жизни все было именно так.

Только он пережил эйфорию встречи с поцелуями и бесконечным потоком причитаний, смысла которых он не улавливал, как Франческа уже притащила его за собой в дом и взялась подавать на стол еду.

И вот они сидели и смотрели друг на друга, а Йонатан усердно впихивал в себя целую гору макарон. У него не было аппетита, но, поскольку он сразу же понял, что его знание итальянского языка можно назвать рудиментарным, сидеть с набитым ртом ему было выгодно.

После того как Йонатан опустошил тарелку, Франческа подскочила, чтобы положить добавки, но это ей сделать не удалось. Йонатан, бурно жестикулируя и запинаясь, произнес:

– No, basta, grazie![61]

Добавки удалось избежать.

– Allora[62], – начал он снова.

И замолк. Тетка напряженно смотрела на него.

– Хм, – только и смог произнести Йонатан.

Проклятье! Он хотел задать так много вопросов. Живет ли все еще его мать здесь? Находится ли она сейчас здесь? Но он теперь так не думал. Тогда бы его встречать вышла не тетка. Но все было напрасно: несколько уроков итальянского не сделали из него Умберто Эко.

– Parli tedesco?[63] – беспомощно спросил он. Вдруг Франческа действительно говорит по-немецки?

Она лишь пожала плечами.

– Inglese? – осведомился он о ее знании английского.

Она снова пожала плечами.

Он уже хотел спросить, а что насчет французского или испанского, но вспомнил, что и сам на них не разговаривает. Что делать? Попробовать латынь? Она все же очень похожа на итальянский. Но что ему даст «veni, vidi, vici»[64] в разговоре с теткой?

– Nicolо, – вдруг заговорила Франческа. – Sono molti anni che non ci vediamo[65].

Он кивнул, хотя едва ли догадывался, что это значит.

– Come stai?

Ха! Это он понял, она хотела знать, как у него дела!

– Sto abbastanza bene, grazie[66], – ответил он.

Это не соответствовало действительности, но это был единственный ответ, который предлагал его итальянский разговорник на этот вопрос. Сложные ответы, как-то: «Ну, видите ли, моя фирма потихоньку вылетает в трубу, у папы слабоумие, а его секретарша выдает себя за вашу сестру. Мой коммерческий директор уволился, а я недавно потерял женщину, в которую влюбился без памяти», наверное, он найдет в следующих уроках.

Черт! Так они далеко не продвинутся. Положение казалось безвыходным. Но, вероятно, говорить особо много и не нужно было.

– Mamma? – произнес Йонатан с вопросительной интонацией.

Тетка подняла брови и прикрыла ладонью рот, она выглядела по-настоящему шокированной. Неужели она подумала, что он принял ее за мать?

– Dove è Sofia?[67] – попытался конкретизировать он.

– Che Dio la protegé! – воскликнула она. – Non ne hai idea?[68]

– Э-э-э, scusi?

Что же она такое сказала?

– Tua madre è morta. Da molto[69].

– Scusi? – повторил Йонатан.

– Aspetti un momento[70].

Франческа встала и вышла.

Йонатан продолжал сидеть в растерянности. Куда же она подевалась?

Вскоре Франческа вернулась. В руке она держала фотографию, которую положила перед ним на стол.

При взгляде на снимок у Йонатана тут же по щекам потекли слезы.

На фото была изображена надгробная плита из белого мрамора, традиционная для Италии.

На ней – надпись: «София Монтичелло 18.07.1952—22.08.1988».

Йонатан

2 октября, вторник, 21 час 34 минуты

Когда самолет сел на взлетную полосу гамбургского аэропорта вечером, в половине десятого, Йонатан был все еще так зол, что едва мог сдержаться, чтобы сразу не отправиться в «Зонненхоф», несмотря на поздний час, и не избить престарелого родителя прямо в его вольтеровском кресле.

Какая ложь! Какая невообразимая ложь! Отец всю жизнь обманывал его! Все эти годы Вольфганг Гриф скрывал от него правду! При мысли об этом Йонатана тут же охватывала такая ярость, что он уговаривал себя успокоиться, остыть немного и только потом навестить отца и призвать его к ответу. И пусть доктора Кнезебека хватит инфаркт или он вызовет охрану – в тот миг Йонатану было все равно.

Если быть точным, от того, чтобы покончить со всем этим раз и навсегда, Йонатана удерживало пока только одно: состояние здоровья отца.