Пятая профессия - Лоренсо Сильва

Такси завернуло за угол. Полицейские машины приближались по встречной полосе, мигая огнями.

А затем они исчезли. И хотя таксист смотрел на них, он все-таки не остановился. Сэвэдж коснулся руки Рэйчел. Ее пальцы дрожали.

Плывя среди плотного потока машин, который все-таки умудрялся каким-то образом двигаться, они наконец добрались до района Гинзы. Акира объяснял, что Гинза означает “серебряное место” и название восходит к тем временам, когда несколько сот лет назад на этом месте находился государственный монетный двор. С тех пор прошло много времени, и двор превратился в главный токийский торговый центр с рядами бесконечных магазинов, баров и ресторанов.

Эквивалентом Гинзе мог послужить Таймс-Сквер в Нью-Йорке, до того, как его площадь заразили наркоманы, проститутки и порнозаведения. Неон. Сэвэдж никогда раньше не видел столько неона. Всюду, куда только не падал взгляд, бриллиантовые огни превращали ночь в день. Пугающие комбинации электрических цветов. Некоторые еще и мигали. Другие пульсировали и посылали вам сообщения целому ряду сильно освещенных, и вся эта иллюминация сильно смахивала на невероятный торжественный парад непонятного героя. Хорошо одетые прохожие заполняли тротуары перед магазинами.

У Сэвэджа не было намерения показывать водителю записку Акиры, потому что таким образом был бы установлен ресторан, в котором они должны были бы ждать его звонка. Полицейские могли допросить всех водителей, подбиравших белых пассажиров в районе парка, а Сэвэдж хотел оставить место встречи вдали от подозрений. Кроме того, они с Рэйчел вовсе не собирались там появляться вплоть до следующего звонка Акиры в девять утра завтра.

Но у Сэвэджа были и другие причины, по которым он хотел добраться до этого района. Например, практически все приезжающие в Токио туристы с континента обязательно стекались именно сюда, а им с Рэйчел только и нужно было, что смешаться с толпой. Еще одно: им была необходима свежая одежда, но они понимали, что под столь плотным наблюдением возвращаться на вокзал более чем опасно, потому что возле автоматических камер хранения, в которых они оставили свои чемоданы и сумки, могла дежурить команда наблюдения.

— Аригато, — обратился Сэвэдж к водителю, указывая, чтобы тот подрулил к тротуару. Таксист в белых перчатках сосчитал деньги, предложенные ему Сэвэджем, удовлетворенно кивнул, нажал на рычаг, открывающий задние двери, и выпустил Сэвэджа и Рэйчел на улицу.

Когда таксист укатил, Сэвэдж вдруг осознал, насколько же вокруг светло. Шум движения и вопли музыки, раздававшейся из баров, оглушали. Выхлопные газы забивали легкие. Пикантные запахи острой еды выплывали из дверей ресторанов.

Им хотелось бежать, но пришлось, дабы не вызывать подозрений и не привлекать внимания, приноравливаться к движению толпы. Но, несмотря на все их усилия казаться спокойными, внимание они все-таки привлекали. Проходящие мимо японцы глазели на них. “Неужели даже в районе Гинзы европейцы настолько в диковинку?” — недоумевал Сэвэдж. Или же потому, что их лица грязны, а одежда порвана? А тут еще и хромота Рэйчел и ее ноги в мужских носках…

Сэвэдж повел ее к сверкающим витринам магазинов.

— Нужно найти…

Он резко остановился перед магазином электротехники, пораженный увиденным в телевизоре, выставленном в витрине. Сквозь стекло не доносилось ни звука. Но это не играло особой роли. Слова, дополнявшие и без того поразительную для Сэвэджа картинку, были бы ему совершенно без надобности, потому что звучали бы на японском языке.

Но для того, чтобы постичь поразительное значение увиденного, Сэвэджу не нужен был переводчик. Чувствуя, как ухает вниз сердце, он смотрел на привидение. Муто Камичи… Кунио Шираи… человек, разрубленный напополам в несуществующем Мэдфорд Гэпском Горном Приюте… воодушевлял сотни японских демонстрантов, поднимающих антиамериканские лозунги перед американской военно-воздушной базой. За оградой стояли, нервно сжимая оружие в руках, американские пехотинцы.

Репортаж был идентичен виденному Сэвэджем три дня назад по американскому телевидению.

Лишь с двумя значительными различиями. Бывшие раньше протесты происходили у гражданских зданий, а толпы демонстрантов — и так довольно многочисленные — возросли не только численно, но и интенсивно.

Мрачноглазые лица американских руководителей появились на телеэкранах. Сэвэдж узнал госсекретаря — болезненного, с наморщенным лбом — которого интервьюировал Дэн Рэтер. Кадр показал пресс-секретаря президента, напряженно отвечающего на вопросы журналистов.

И тут же на экранах снова появилось лицо Камичи-Шираи. Он опять воодушевлял демонстрантов. Как бы он ни назывался, но этот седовласый, со вторым подбородком человек примерно пятидесяти пяти лет, так напоминавший по виду уставшего чиновника, перед толпой вдохновлялся, и внезапно откуда-то появлялось обаяние, и какая-то божья искра вспыхивала в его глазах. Подчиняющие себе все и вся глаза, властные жесты превращали его в воинствующего и очаровательного зелота. С каждым рубком его мозолистых от занятий каратэ рук толпа со все нарастающим запалом отвечала воем и проявлением все более и более агрессивного настроения.

— Наверное, сегодня днем, пока Хэйли со своими людьми держали нас запертыми в парке, произошли новые демонстрации, — сказал Сэвэдж. Он повернулся к Рэйчел: ее бледность заставила его нахмуриться. — Ты как?

Она пожала плечами, нетерпеливо, будто кровь, пропитавшая носки, сейчас играла мало роли.

— Что же происходит? Какова причина всего этого?

— Может быть, какой-нибудь нам не известный инцидент? — спросил самого себя Сэвэдж и тут же покачал головой. — Я думаю, что Камичи, — он тут же поправился, — Шираи не нужен никакой инцидент. Я думаю, все дело в Америке… Америке в Японии.

— Но Америка и Япония — друзья!

— Если верить этим демонстрантам, то — нет, — Сэвэдж почувствовал за спиной какое-то движение и обернулся. Возле телеэкранов сгрудились проходящие японцы.

— Давай-ка отсюда выбираться, — сказал он. — Мне неприятен интерес, который мы вызываем.

Они пробрались сквозь все увеличивающуюся толпу. Кровь застыла у Сэвэджа в жилах. Сократившиеся мышцы прекратили ныть только после того, как они вышли на нормально запруженную народом площадку перед магазином и пошли по тротуару.

— Но так внезапно, — сказала Рэйчел. — Почему? Демонстрации набирают силу, становятся мощнее.

— Их катализирует Камичи.

— Шираи.

— Никак не могу привыкнуть к этому имени, — сказал Сэвэдж. — Это ведь тот самый человек, которого я вез в Пенсильванию.

— В несуществующий отель.

— В моей реальности — я его туда вез. И для меня этот отель существует. Но, хорошо, — мысли, Сэвэджа закрутились, пойманные в ловушку жамэ вю, — пусть будет Шираи. Именно он — причина всех этих демонстраций. Не знаю, почему. Я просто не могу представить себе источника его могущества. Но он, Акира и я — все мы каким-то образом связаны.