Темные ангелы нашей природы. Опровержение пинкерской теории истории и насилия - Филипп Дуайер

авторитарной политике, а посткоммунистическая Россия все более репрессивна и автократична. В Китае Си Цзиньпин укрепляет свою диктатуру и расправляется с защитниками демократии в Гонконге. Турция, Бразилия и США страдают от опасных, демагогических лидеров. Не меньшую тревогу у меня, как у педагога со стажем, вызывает отравление культуры политических новостей в западных странах. В своей проницательной статье "Демократия и правда" историк-интеллектуал София Розенфельд диагностирует "кризис объективной истины", развязанный в Америке пристрастным телевидением и социальными сетями, круглосуточно распространяющими фальшивую информацию и теории заговора. 7 Мантра Просвещения - познание истины, чтобы она могла освободить нас - никогда не была столь труднодостижимой; нынешняя эра "фальшивых новостей" обеспечивается той самой технологической современностью, которую Пинкер стремится превозносить.

По поводу текущих событий, конечно, у каждого есть свое мнение. Для данной книги более уместным был бы вопрос: "Как историки, как сообщество профессионалов, реагируют на философию Пинкера о совершенствовании человека ?". Для изучения этой проблемы нам необходимо поставить другой вопрос: не "Как лучше исследовать и писать хорошую историю?", а "Зачем вообще изучать историю?".

На протяжении веков этот основной вопрос задавался часто, но ответы на него давались самые разные. Начиная с Древней Греции и вплоть до начала ХХ в., одним из наиболее ярких и привлекательных жанров истории была хроника жизни и драматических действий известных личностей, особенно в политике, дипломатии и военном деле. Эти рассказы, как правило, имели форму эпических повествований и подразумевали, что эти легендарные люди - герои или злодеи - оказывали определяющее влияние на ход истории.

Второе направление историописания возникло в великих мировых религиях, в том числе в гибридной иудео-христианской традиции. Так называемые провиденциальные истории воспринимают все происходящее в прошлом, настоящем и будущем как исполнение космологической воли или замысла Творца. Хотя этот замысел может быть непостижим для человека, путеводитель по божественному генеральному плану содержится в основных текстах этой религии, таких как Библия.

Третий ответ на вопрос "Зачем изучать историю?" был дан просветителями XVIII века. Для Вольтера во Франции, Эдварда Гиббона в Великобритании и отцов-основателей в ранней Америке прошлое было в первую очередь населено многочисленными персонажами, проявлявшими целый ряд черт характера, достойных изучения. История, с этой точки зрения, - это зрелище добродетельных (а в некоторых случаях и неблаговидных) поступков этих деятелей, разыгрывающихся на фоне событий. Таким образом, человек изучает историю, чтобы усвоить "уроки прошлого", в частности, как управлять страной, вести войну, добиваться процветания и т.п.

В XIX веке, особенно на Британских островах в течение длительного викторианского/эдуардовского периода (1837-1914 гг.), сформировалась четвертая парадигма исторического смысла. Начиная с 1930-х годов эта модель получила название "вигского" исторического письма. В представлении вигов история - это, прежде всего, неуклонное продвижение к будущей квазиутопии, в которой основные черты, о которых повествуется в хронике, достигнут своей наиболее полной реализации. В XIX - начале XX века подобные моральные повествования были посвящены самым разным темам: свободе, счастью, просвещению, конституционной монархии, парламентской демократии, науке и технике, цивилизации как таковой. В этих историях люди и события, как правило, делились на хороших и плохих. На этом пути могли быть трудности и неудачи, но конечный триумф был делом исторической судьбы. Среди книг и эссе, вошедших в канон "вигов", - "История индуктивных наук с древнейших времен до наших дней" Уильяма Уэвелла (1837), "История цивилизации в Англии" Генри Томаса Бакла (1857), "История возникновения и влияния духа рационализма в Европе" У. Э. Х. Лекки (1865), "История свободы" лорда Актона (1907) и "История как история свободы" Бенедетто Кроче (1938). С точки зрения англо-вигов, настоящее всегда являлось вершиной прогрессивного движения.

Эти парадигмы объединяет ряд особенностей: все они создавали амбициозные лонгитюдные повествования. Они охватывали столетия, если не тысячелетия. Великими агентами перемен неизменно были мужчины. Кроме того, одна страна или регион - будь то классическое Средиземноморье, античный Ближний Восток, христианский Запад, англосаксонская Северная Европа, Германия, Британия, Франция или США - прогнозировались как исторический центр, из которого цивилизация распространялась на весь остальной известный населенный людьми мир. Обычно эпицентром становилась собственная страна или континент историка-автора. То, что вызывало восхищение в рассказах этих историков, обычно служило метафорой того, что считалось благородным в человеческом роде в целом. На протяжении многих поколений бесчисленные учебники по "западной цивилизации" и истории отдельных западных стран были основаны на историографической традиции вигов, хотя и с различными националистическими вывертами.

Сегодня мало кто из специалистов-практиков подходит к своей работе по одному из этих четырех направлений. Несмотря на то, что современные историки разделяют с этими ранними подходами глубокую увлеченность прошлым и убежденность в том, что мы должны усердно изучать его и учиться на его примере, содержание и практика написания истории за последние пятьдесят лет претерпели коренные изменения. Поводом для таких изменений послужило простое осознание того, что все прежние парадигмы не учитывали опыт подавляющего большинства людей, живших в прошлом. В их число не входили такие массовые слои населения, как женщины, крестьяне, рабочие и бедняки. Прежние способы написания истории также не учитывали целые категории людей, которые в силу своей национальной, этнической или расовой принадлежности составляли меньшинство в изучаемых обществах. С географической точки зрения, в этих историях не учитывалась большая часть, если не весь мир, находящийся за пределами цивилизационной орбиты автора.

Напротив, тысячи ученых, работавших в течение последних трех поколений, исследовали, восстанавливали и реконструировали историю тех, кто ранее игнорировался и исключался. Женщины, крестьяне, промышленные рабочие, бедные, иммигранты, коренное население, колониальные подданные, чернокожие, латиноамериканцы, азиаты, евреи, геи и инвалиды - вот лишь некоторые из постоянно расширяющегося числа исторических субъектов. Открываются огромные поля для эмпирических исследований. Истории этих групп, получивших новые права, не являются второстепенными или дополнительными; они получили равное место и равноценную целостность по отношению к элитным группам, которые ранее доминировали в исторических исследованиях. Особенно в англоязычных колледжах и университетах по всему миру были сформулированы совершенно новые учебные программы по истории. Это расширение содержания дисциплины было усилено, особенно с конца XX века, глобализацией; одновременно история получила возможность создания действительно глобальных, а не основанных на национальном или континентальном признаке повествований. Лавина новых исследований магическим образом расширила наши представления о прошлом, о том, что оно собой представляет и как влияет на современную общественную культуру.

Новая история подразумевает не только расширение тематики. Она также поднимает вопросы, которые носят откровенно политический характер: кто несет ответственность за упущения в исторической летописи? Как эти люди или учреждения принимали свои решения? И с какой целью?

Для того чтобы совокупность прошлого человеческого опыта стала письменной