Княгиня Ольга. Две зари - Елизавета Дворецкая

Выставив старуху ключницу, они остались в избе вдвоем.

– Обрадую тебя, – сразу сказал Одульв, положив руки на стол. – Княгиня тебе милость оказать желает.

– Какую же?

Олег Предславич скорее насторожился, чем обрадовался. Как человек верующий, он уповал на милость божью, но до сих пор господь его жаловал больше испытаниями, чем радостями.

– Княгиня желает, чтобы твоя внучка Малуша впредь жила у тебя.

– Малуша? Жила у меня? – Олег Предславич подался к нему.

Одульв кивнул. Олег Предславич помедлил. О том, чтобы взять к себе хоть кого-то из внуков, он просил Эльгу и Святослава много раз, но они ему отказывали: дети Предславы нужны были им как заложники. И вот…

– И каковы… условия?

– Условие простое: ты дашь Эльге клятву крестную, что без согласия князей киевских внучку твою замуж не выдашь, не обручишь и никому обещать не станешь.

– И все?

Одульв снова кивнул.

– Я готов, – Олег Предславич положил руку на грудь, где под одеждой прятался крест.

– Тогда собирайся, – Одульв двинул бровями. – Княгиня с Малушей будет ждать тебя в Перезванце.

– Когда?

– Вот как вернемся на Припять, так и будет.

– Но… почему? – Посадник в тревоге привстал. – Что случилось?

Беспокойство даже заглушило в нем радость от долгожданной милости. Ясно было, что княгиня не просто так вдруг передумала, да еще и сама пустилась, вдвоем с юной девушкой, в дорогу по холодным рекам под осенним ветром и дождем!

– Это у нее самой и спросишь. Мое дело тебе весть передать. Княгине клятву крестную дашь и деву свою получишь. Если только не решишь сперва с дочерью попрощаться.

– С до… с какой? Ты о Горяне? – сообразил Олег Предславич, поскольку Предслава была все же слишком далеко. – Что с нею?

У него аж волосы шевельнулись на голове от ужаса: воображение отца вмиг нарисовало, что Горяна умирает, и поэтому княгиня решила отдать ему внучку.

Но все оказалось не так страшно. Вчера Одульв заснул, едва успев рассказать, как Адальберт сидел меж двух огней; сегодня он поведал, к чему это привело. То есть поведал то, о чем знал сам: восхищенная подвигом святого человека, Горяна решила попроситься в монастырь королевы Матильды, чтобы жить только для бога среди других благородных дев и жен. О том, как Малуша была причастна к этому решению тетки, а также и почему Эльга и Святослав дали на это согласие, Одульву не довели.

– Они по Моравской дороге поедут, – добавил Одульв. – Врагу не пожелаешь – осеннюю грязь два месяца с лишним месить. Но уж лучше им до Карачуна убраться из города. Да и тебе внучку забрать. Княгиня приказала не мешкать.

В тот же день Олег Предславич велел отрокам собираться в дорогу. У него оставалось время до Карачуна, после чего предстояло собирать дань, а путь до Перезванца – из Норини в Уж, по Ужу почти до устья Припяти, где стоял городец с дружиной, – был не таким уж длинным.

Поздно вечером, когда Олег Предславич уже собирался спать, к нему постучали. Открыв, ключница принялась перебраниваться с кем-то, потом подошла к господину.

– Кто там?

– Да бес этот кривой, зять твой, чтоб его Перун треснул… Я ему говорю, до утра обожди, нет, говорит, сейчас ему надобно… прется, как медведь в овсы…

Еще вчера при появлении близ Вручего киевского боярина с дружиной, Володислав предпочел убраться с глаз. В Киеве знали, что он жив, и Святослав очень досадовал, что один из убийц его отца все еще топчет землю. Нельзя было исключить, что люди присланы по его голову, и поэтому Володислав предпочел скрыться. Он пережидал в Коловеевой веси, в трех поприщах отсюда. Но туда уже дошли слухи, что посадник уезжает по вызову княгини, и Володислав хотел узнать киевские новости. Не имея сил для открытой борьбы за возвращение своего стола, он тем не менее следил за положением дел, надеясь не упустить какой-нибудь удачный случай. Ведь у Святослава, кроме него, было немало и других врагов…

– Это ты, зять! – Олег Предславич даже обрадовался; увлеченный новостями, до сих пор он о Володиславе не вспоминал и не заметил, как тот исчез. – Радость для нас великая! Эльга мне Малушу отдает. Будет здесь с нами жить. Только чтобы замуж не отдавать, ну да это… – он махнул рукой. – Она же дитя еще совсем.

Малуша жила в его памяти в облике маленькой девочки, и даже помня, что внучке уже пятнадцать, дед не мог вообразить ее взрослой девой.

– Она будет… вольной? – Володислав немного переменился в лице, но в такое же ликование, человек сдержанный, впадать не стал. – Или все рабыней?

– Не знаю. С Эльгой поговорю. Да как бы ни было – все ей у меня жить лучше, чем в челяди! Будет мне хозяйство вести… – У Олега Предславича даже слезы заблестели на глазах. – Заживем, будто в сказке…

– А с чего они вдруг надумали? Все ли с нею ладно? Может, больна? Или еще что…

Олег Предславич помотал головой:

– Про это Одульв не говорил ничего. Увижу ее – буду знать. Дам Эльге клятву…

– Какую?

– Чтобы замуж не отдавать. Клясться грех, но ради внучки я на себя возьму…

– Да как же не отдавать? – возмутился Володислав. – Это ж мы с тобой можем…

– Нет! – Олег Предславич поднял руку, останавливая его речь. – Хочет Эльга от меня клятвы – я ее дам и сдержу. Горяну бискуп в земли немецкие увозит, для меня она все равно что на тот свет уходит – так хоть Малуша, последняя веточка рода моего, будет при мне расти.

– Куда Горяну немец увозит? – изумился Володислав.

Олег Предславич рассказал. Одульв не брал с него слова молчать обо всех новостях: не увидев Володислава, он и не догадался, что здесь рядом может быть кто-то, кому не следует всего этого знать. А Олег Предславич лишь сокрушался, что не успеет попрощаться с Горяной перед ее отъездом навсегда. Он еще мог бы ее увидеть, если бы сейчас пустился прямо на юг и за Искоростенем вышел сперва на Киевскую, а оттуда на Моравскую дорогу. Но Эльга в самое ближайшее время уже будет ждать его в Перезванце, на восток отсюда. И он, сокрушаясь, выбрал ту из двух дев, кому мог помочь. Горяна отныне вручала себя одному только богу. И Адальберту.

* * *

Пронзительно-холодная крупная капля упала прямо на шею; Лют вздрогнул от неожиданности и схватился за это место. Дождь недавно прекратился, но с ветвей еще капало, воздух был насыщен запахом влажной листвы. Грязь чавкала под копытами. Дорога шла через дубраву: стоял густой горьковатый запах дубовой коры, вдоль дороги несли дозор великаны, одетые рыжевато-бронзовой листвой. На старых толстых ветвях виднелись зеленые покровы мха. Но красоты Лют не замечал: хоть впереди и шел, как полагалось, передовой дозор, он почти непрестанно шарил глазами по зарослям, выискивая подозрительные шевеления.

Нынешняя поездка приводила ему на память их с Мистиной путешествие в Плеснеск десятилетней давности – кажется, ни разу с тех пор он не ездил по Моравской дороге в самую грязную осеннюю пору. Только зимой по санному пути. Но ждать зимы, когда можно бы спокойно и безопасно проделать путь до Плеснеска, а то и дальше, с торговым обозом, Адальберт не имел возможности. Святослав настаивал на его немедленном отъезде: опасался, что в его отсутствие немец почистит перья и снова начнет оплетать словесами жену, мать, бояр. Мистина, как киевский воевода, получил ясный приказ отослать епископа, едва тот вновь сможет сидеть в седле. Но Адальберт и сам торопился убраться до возвращения князя, опасаясь, как бы тот не передумал отпускать жену.