Утопия-авеню - Дэвид Митчелл

– Allora[116], вам нравится мой отель?

– Сральник, – заявляет Дин дружелюбным тоном. – Знаешь такое слово? Сральник. Полный дерьма.

– Дин, охолони, – бормочет Левон. – Прошу тебя.

– Вы все задержаны за незаконные операции с иностранной валютой, а ты… – осклабившись, говорит он Дину, – за нападение на сотрудников полиции.

– Да ладно! Это вы на меня напали.

– Кто поверит преступнику, вору и лжецу? Выворачивайте карманы. – Он указывает на четыре деревянных подноса на стойке.

– Ты уже прикарманил наши две тысячи долларов, – говорит Грифф. – А теперь хочешь украсть наши личные вещи?

– Нет, это вы обворовали граждан Италии.

– Капитан Ферлингетти, пожалуйста, позвоните Энцо Эндрицци, – говорит Левон. – Он вам все объяснит.

Судя по всему, Ферлингетти обожает издеваться.

– Кто такой Энцо Эндрицци? – Его ухмылка говорит: «Я вру, и мне плевать, что вы это понимаете».

Дин соображает, что Энцо их все-таки подставил. Тем временем Грифф, Левон и Джаспер вытаскивают все из карманов.

– А как я в карманы полезу, в наручниках-то? А, капитан Умник? – спрашивает Дин.

Капитан поднимает крышку стойки, подходит к Дину.

– Ну, снимай наручники, – говорит Дин.

Ферлингетти выворачивает карман Динова пиджака. На поднос падают монетки – и какой-то комок, завернутый в фольгу.

«А это еще что?»

– Это не мое.

– Это выпало из твоего кармана. Я видел. Дежурный видел.

Дежурный выпячивает нижнюю губу:

– Si[117].

Ферлингетти разворачивает фольгу, видит комочек гашиша, удивленно выкатывает глаза, как плохой актер:

– Каннабис?

Дин начинает волноваться:

– Ты мне его подкинул!

Ферлингетти нюхает комочек:

– Пахнет как каннабис. – Он царапает его ногтем, пробует на язык. – И на вкус каннабис. – Он качает головой. – Точно каннабис. Плохо, очень плохо.

– Мы требуем адвоката, – заявляет Левон. – И вы обязаны уведомить британское и канадское посольства. Немедленно.

Ферлингетти фыркает:

– Вы в Италии. Сегодня воскресенье.

– Телефон, адвокат, посольство. Мы знаем наши права.

Капитан наклоняется через стойку:

– Вы не в Лондоне, а в Риме. Права решаю я. Так что… – Он щелкает Левона по носу. – Нет.

От неожиданности Левон отшатывается. Патрульный начинает подталкивать Дина к выходу в коридор.

– Эй! – Внезапно Дина осеняет, что с ним может случиться кое-что похуже оскорблений. – Куда вы меня ведете?

– В номер люкс отеля «Сральник», – говорит капитан Ферлингетти.

– Дин, ничего не подписывай, – кричит Левон вслед. – Ничего!

В зале прибытия итальянского промоутера не было, поэтому Левон отправился искать телефонную будку, чтобы позвонить Эндрицци в агентство. Дин заметил, что итальянцы улыбаются чаще и охотнее англичан. Их прически были лучше, одежда моднее, а свои мысли они выражали не только словами, но и глазами, мимикой и жестами. Дин с удивлением увидел, как два здоровых мужика при встрече целуют друг друга в обе щеки.

– С другой стороны, – пробормотал Грифф негромко, чтобы не услышала Эльф, – если большинство итальянцев – геи, то нам больше достанется.

Дин всеми порами впитывал теплый воздух.

– Как здесь здорово!

– Мы еще даже не вышли из аэропорта, – напомнила Эльф.

– Единственная и неповторимая «Утопия-авеню»! – К ним, приветственно раскинув руки, подошел тип в кремовой рубашке. Во рту поблескивал серебряный зуб, а громкость зычного голоса не мешало бы увернуть с десятки на тройку или четверку. – Я – Энцо Эндрицци, – объявил он, приложив руку к сердцу. – Ваш промоутер, поклонник и друг. – А ты… – к Джасперу он почему-то обращается первым, – Джаспер де Зут, il maestro[118].

Джаспер протянул ему руку:

– Мистер Эндрицци.

Промоутер сжал протянутую руку в ладонях:

– Энцо, зови меня Энцо. – Он повернулся к Дину. – Дин Мосс, il cronometro[119].

«Иль кто?» – не понял Дин.

– Спасибо, что ты нас пригласил, Энцо.

– Это все ваши поклонники. Они мне писать, звонить, с ума сходить за «Пурпурное пламя»! Это твоя песня, Дин?

Дина распирало от гордости.

– Ну, вообще-то, да.

– Песня stu-pen-doso[120]. Мы даем концерты, даем interviste[121] и на следующей неделе все выше и выше, номер один. А ты – Эльф Оллоуэй, la sirenessa[122]. – Он поднес руку Эльф к своим губам.

– Приятно познакомиться, мистер Эндрицци. Энцо.

– Ты разбить тысячи сердец – в Турине, в Неаполе, в Милане, в Риме. – Он повернулся к Гриффу. – А ты… Левон? Нет-нет. Ты Грифф Гриффин. Тот самый, кто… – Энцо сложил ладони пистолетом и захохотал. – Руки вверх! Твой кошелек и твоя жизнь!

– Левон сейчас подойдет, – сказала Эльф. – Он ушел тебе звонить. Очевидно, произошла какая-то путаница со временем нашего прилета.

Энцо вздохнул:

– Для англичан время – хозяин. А для итальянцев время – слуга.

Микроавтобус «фиат» несся по итальянскому шоссе вдвое быстрее Зверюги. За рулем сидел молчаливый громила, которого Энцо представил как «Сантино, моя правая рука и моя левая рука». Шоссе прорезало бежевые и термостойко-зеленые холмы. Из развалин возникали пригороды. Подъемные краны тянулись к небу. Стройные темные деревья штопорами ввинчивались в высоту. Машины без всяких правил виляли по трассе. Водители не мигали фарами, а жали на клаксоны. Светофоры существовали исключительно для украшения. Мертвенная бледность не сходила с лица Джаспера.

– А ты родился в Риме, Энцо? – спросила Эльф.

– Отруби мне руку – потечет Тибр.

– Где ты научился английскому? – спросил Дин.

– От американских и английских солдат в Риме, во время войны.