Иди, поймай свою звезду. Караван мертвецов. Адам и Ева - 2 - Павел Шумил

Шейла поднимает голову, тепло улыбается мне и вновь склоняется над работой.

– Кир, расскажи, откуда на ботинке следы твоих зубов. Это ведь твои зубы?

Просить космодесантника рассказать – да это просто провокация. Кто самый лучший рассказчик в обитаемом космосе?

– Дело было так: шли как–то по горам молодая, красивая, стройная как серна девушка и высокий, широкоплечий, сильный духом и прекрасный телом бывалый космодесантник. Я, то есть. И попали они под камнепад. Но не испугались, а мужественно прижались к скале как дрожащие осиновые листочки под ураганным ветром. И тут одному маленькому, но вредному каменюке тоже приглянулась девушка. Решил он с ней познакомиться. Познакомился, и дальше полетел по своим делам, в полном соответствии с законами аэродинамики и всемирного тяготения. Но на девушку их короткая встреча произвела неизгладимое впечатление. Ошеломленная (то есть, по голове тюкнутая), стояла она, покачиваясь, на краю бездонной пропасти, словно приняла на грудь канистру жидкости, алкоголем именуемой. Подломились ее стройные ножки словно тростинки в бурю, и бросилась она в пропасть вслед за хонуриком этим!

Но стройный и красивый я воскликнул: «Одумайся, бесстыдница! Не пристало воспитанной девушке бегать за каждым встречным. Держи себя в руках!» (В смысле, держись за воздух.) Не послушалась ты, и не стала держаться за воздух. И тогда бросился я к тебе как горный лев на куропатку и в последний момент успел сомкнуть зубы на… До чего дотянулся, на том и сомкнул. Вот так оно и было!

Шейла – рот до ушей, в глазах восхищение.

– Ты что, на самом деле меня зубами поймал?

– А где ты видела руки у горного льва?

– А откуда у меня синяки на лодыжке?

– О–о! Это совсем другая история, – устраиваюсь поудобнее я. – Лечу я, значит, лечу… Один, как горный орел, под бескрайним голубым небом. Если направо посмотреть, вид открывается красоты неописуемой… А мимо пролетает горная орлица. Прекрасная… как мираж в пустыне! На меня – ноль внимания. Представляешь, в моем небе летает – и ноль внимания! Даже не поздоровалась. Хватаю я ее когтистой лапой за заднюю ногу…

– Да ну тебя! – Шейла запускает в меня курткой. – Правду расскажи.

– Попробуй по вертикальным стенкам лазать, если обе руки заняты. А потом в меня тоже камень попал.

– И ты не удержался…

– Мне стало нечем держаться. Он мне по пальцам попал.

Минуту молчим.

– Шейла, расскажи о себе. И почему ты с драконами не ладишь.

– Не лажу?! Они мои враги!

– Почему?

– Потому что Мрак меня за человека не считает. Я для него образец с заданными свойствами. Я сделана по заказу, и должна передать свои особенности потомкам. Все! Остальное его не волнует. Что я по этому поводу думаю, его не интересует! Что я хочу, его тоже не интересует. Я – зверюшка в его виварии. Сейчас он решил, что мне пора размножаться. Подобрал производителя и посадил на эту планету. Когда ты меня оплодотворишь, вновь рассадит нас по разным клеткам.

Видимо, я сильно меняюсь в лице, потому что Шейла делает жалобную гримаску и гладит меня по коленке.

– Кир, не обижайся. Мне жутко повезло, что это ты оказался. Другой бы сразу лапать начал, а ты держишься. Ты просто представить не можешь, как я тебе благодарна. У меня никогда–никогда такого друга не было.

– Почему? – глупо спрашиваю я.

– У нас же планета отшельников. Молодежи мало. Все – творческие личности. Это отец их так называет. Художники всякие, поэты задрипанные. А за душой у них ничего нет! Водка да бабы. Может, что и было когда, да давно кончилось. Говорят, за вдохновением приехали. Да они давно забыли за пьянками, что такое вдохновение. Некоторые вспомнить пытаются, а остальным на все плевать. Художник один – как меня увидит, мысленно раздевать начинает. Как–то раз нагишом меня застал, теперь оценивает, где сколько прибавилось. Маразматик! Маляр несчастный!

Шейла стервенеет от одних воспоминаний, поэтому стараюсь переключить разговор на другое.

– Как же Мрак такое допустил?

– А ты что, думаешь, драконы поголовно гении? Он же на Зоне всю жизнь провел. Любого подлеца насквозь видит. А в искусстве – ни бум–бум. Сам не понимает, и думает, что если кто–то понимает, то все, рыцарь без страха и упрека, хрустальная душа, серебряное сердце и все прочее. Ты что! Не смей думать, что я его оправдываю! Я обвиняю, понял!!!

– Знаешь, чего я не пойму. Слишком сложно все это. Зачем нас на эту планету высадили? Могли бы меня под благовидным предлогом к вам заманить. На стажировку, например.

– Да там я на тебя и смотреть бы не стала. Ушла бы в тайгу – только ты меня и видел… Это здесь нас двое на всю планету. Куда я от тебя денусь?

– А Мрак что, действительно семь лет назад все предвидел? Ну, что планета понадобится, чтоб нас спари… сюда высадить.

– Он – дракон. Драконы все варианты на сто лет вперед просчитывают. Может, конкретно такого и не предполагал, но планета всегда пригодиться может. Она в их планах свободу маневра увеличивает. Худо ли – иметь планету под рукой?

– Еще о драконах расскажи.

– Да не знаю я драконов. Одних мракобесов знаю. Во! Еще о Мраке. Шаллах с Артемкой как–то мозаику на полу выложили, потом сфотографировали. Им тогда на двоих шесть лет было. Он эту фотографию на стену повесил, часами смотрит, все понять пытается. Уставится на нее и думает. Гордится и завидует. Как же – дети понимают абстрактное искусство, а он – нет. А знаешь, каково это, когда дракон в полную силу думает? Голова пухнет! Только не смейся, но после этой мозаики он их за взрослых держит.

– Ты мысли драконов тоже можешь читать?

– Конечно, могу. Только голова раскалывается.

– Почему?

– Это все равно, что десять человек сразу слушать, когда все десять тебе в ухо орут. И они очень быстро думают. Как звукозапись на ускоренной перемотке. У них каждая четкая мысль эхом несколько раз повторяется. Очень громко, причем. Тут голая физика. У них нервное волокно быстрей сигналы проводит. Мозги как бы на повышенной частоте работают. А чем выше частота, тем больше энергии в эфир уходит. Поэтому мне очень тяжело, когда рядом дракон. В толпе тоже тяжело. В крупные города мне дорога заказана. Несколько раз пробовала – думала, умру на месте.

– А медальон?

– Щит? Заткни уши, надень глухие очки с непрозрачными стеклами и ма–аленькими дырочками в центре. И походи так часик. Очень приятно? Я же привыкла все живое вокруг слышать.

– Шейла, а я мог бы услышать?.. Если мы сенсошлемы наденем?

– Поздно, Кир. Ты услышишь, но ничего не поймешь.

– Почему?

– Этому с детства учиться надо. Ты латинян понимаешь?

– Я могу латынь выучить.

– Месяц учить будешь! В лучшем случае. А каждый человек думает на своем языке. Даже когда люди словами думают, внутри мозга все равно свой язык. Поэтому я сенсофильмы не могу смотреть.