Пациент всегда мертв - Джонатан Келлерман

— Поставки пациентов оптом.

— Не верю, что в ее намерениях было что-то неблаговидное. Она считала, что можно сделать что-то хорошее и одновременно заработать.

— Даже при условии низких компенсационных тарифов?

Гулл какое-то время молчал, потом заговорил:

— Что бы там ни было, я не участвовал в этом проекте. И хотя бы за это заслуживаю снисхождения.

— Мы нарисуем золотую звезду на одном из экземпляров вашего рабочего графика, доктор, — немедленно пообещал Майло.

— Итак, вы считаете, что Сонни не был задействован в проекте? — спросил я.

— Сомневаюсь, чтобы Мэри сотрудничала с Сонни в каком-нибудь серьезном деле. Он вызывал у нее отвращение. Будем откровенны: Мэри знала, как Сонни относится к ней, и использовала это в своих целях. Я уже говорил, что выгодные условия аренды нашего офиса — ее заслуга. Кроме того, с помощью Сонни она профинансировала собственные вложения в недвижимость.

— Она занимала у него деньги?

— Речь идет не о заемных средствах, а о подарках. Мэри просила денег, а он отвечал "да". Впрочем, ее отношение к Сонни можно понять. Когда она была за ним замужем, вряд ли ей пришлось очень легко. Вы знакомы с Сонни?

— Да.

— Вы можете представить семейную жизнь Мэри с ним или с ему подобным?

— А что, Сонни был груб с ней?

— Нет, ничего подобного. Совсем наоборот. — Гулл вдруг как-то заволновался. — Если откровенно, Мэри любила, чтобы все было немного… Ей нравилось, чтобы над ней господствовали. В любовном плане.

— Чтобы ее связывали?

— Нет, никогда не было веревок, только физическое доминирование.

— Сонни этого не делал?

— Сонни не мог этого делать. Она рассказывала, что, когда они были женаты, любая ее просьба на эту тему делала его импотентом. Потому что он сам нуждался в том, чтобы над ним властвовали. Мэри видела в этом одну из основных его проблем. "Вялая психика, вялое тело" — так она характеризовала Сонни. По-моему, именно поэтому Мэри его бросила.

— А Элбин Ларсен? Между ним и Мэри когда-нибудь была физическая связь?

Гулл оскорбился:

— Я уверен, что такой связи не было.

— Почему?

— Элбин не в ее вкусе.

— Тоже не умеет доминировать?

— Мне кажется, Элбин асексуален.

— Живет монахом? — спросил Майло.

— За все то время, что я знаю Элбина, он никогда не проявлял интереса к сексу или сексуальным проблемам. А мы работаем вместе много лет.

— Слишком занят всякими хорошими делами, — кивнул я.

— Люди направляют свою энергию по разным руслам. Я им не судья. А Элбина всегда рассматривал как человека, которому было бы комфортно в монашестве. Он живет очень просто.

— Достойно восхищения, — отметил Майло.

— Теперь по поводу все этих имен, которые вы мне назвали… Вы хотите сказать, что кто-то действительно заявляет, будто я лечил всех этих людей и выставлял счета "Медикал"?

— Это заявляет штат Калифорния. — Майло поднял глаза к потолку.

— Смешно. Такого никогда не было.

— Бумаги говорят, что было, доктор.

— Тогда кого-то надули или кто-то лжет. Проверьте мои банковские счета… Проверьте денежные потоки, или как вы там это называете. Вы не найдете никаких трехсот тысяч, взявшихся неизвестно откуда.

— Есть много способов скрыть деньги, доктор.

— Что ж, мне они неизвестны.

— Бумаги, доктор…

— Кто-то лжет! — закричал Гулл.

— Ну и кто это может быть? — улыбнулся Майло.

Гулл молчал.

— Какие-нибудь предположения? — спросил я.

— Тут будьте осторожны, Франко. — Мирна Уиммер оказалась настороже.

Гулл сделал глубокий вдох и очень медленно выдохнул:

— Вы хотите сказать, что Мэри и Элбин подделали от моего имени счета и прикарманили деньги?

— Вы сами сказали это, доктор, — печально вздохнул Майло.

Гулл хлопнул себя по влажному лбу:

— И теперь Мэри мертва.

— Да, доктор, мертва.

Гулл сильно потел, но опять перестал утираться.

— За один и тот же период вы якобы получили компенсацию за лечение уголовников на триста сорок тысяч долларов, Мэри — на триста восемьдесят, а Элбин Ларсен — на четыреста сорок штук.

— Элбин? — выдохнул Гулл.

— Вы задали вопрос, — констатировал я. — Теперь давайте вместе подумаем над ответом.

— Ты выжал его досуха, поздравляю, — сказал Майло, когда мы ехали на лифте с высот офиса Уиммер на первый этаж.

— Спасибо.

— Но особого удовольствия тебе данное мероприятие не доставило?

— Это нужно было сделать.

— Когда я охочусь и действительно чего-нибудь добываю, то начинаю чувствовать голод. Я думаю о черном мясе.

— Так ты все-таки находишь игру в Великого инквизитора отвратительной?

— Немного не по моей теме.

— Это психологическая война. Во Вьетнаме армейские заставили бы тебя писать инструкции по ее ведению.

— Так где это черное мясо?

— О'кей, сменим тему… Уилшир, недалеко от берега есть местечко, где можно промочить горло. Но если мысль о вечеринке после того, как ты разобрал на части некую человеческую особь, кажется тебе омерзительной, я тебя хорошо понимаю. Даже несмотря на то что указанная особь — всего лишь комок мерзкой слизи.

— Ты именно так представляешь себе Гулла?

— Он может и не быть прямо замешан в афере или убийствах, но я не стал бы покупаться на историю о его полной невиновности. Думаю, что сделка, которую утвердил заместитель окружного прокурора, для Гулла настоящий подарок.

Лишение доктора Гулла на два года лицензии на психотерапевтическую деятельность и отказ от уголовного преследования в обмен на полное сотрудничество с полицией по всем интересующим ее уголовным и гражданским делам…

— Все справедливо, — сказал я. — Давай поедим.

Семья туристов остановилась возле стейк-хауса, чтобы полюбоваться разделанной тушей быка, висящей на блестящих металлических крючьях, и Майло задержался возле них. Двое маленьких детей тыкали в тушу пальцами и хихикали. Глава семейства сказал: "Классно". Мать возразила: "Я считаю, что это жестоко".

— Контролируемое разложение инициирует аппетит, — заявил Майло, усевшись за стол в задней кабинке стейк-хауса. — Типа того и в реальной жизни.