Опоздавшая - Оливия Голдсмит

— И еще, — сказала Дефина, — наш парикмахер отказался ехать в Париж.

Теперь страх Карен превратился в злость.

— Зазнавшийся сморчок! Обиделся, что я была недовольна его последней прической. И что будем делать?

Она остановилась на момент. Куда делась ее способность отличать главное от второстепенного? Ее отца только-только вытащили из реанимационной палаты в Коламбиа Прессбитериан, а она психует из-за парикмахера. Что-то тут не так. Что-то не так в ее жизни вообще. Она прижала руку к сердцу. Сердце бешено колотилось.

— …твою мать!

Дефина взглянула на Карен.

— Не это ли состояние называется приступом?

— Позвони Карлу. Расскажи ему о моем отце. Может быть, он согласится оставить свой салон хоть однажды и пожалеет меня. Спроси его, не сможет ли он съездить в Париж на этой неделе. Буду я там сама или нет, но мне будет спокойнее, если головами займется Карл, — и, взглянув на Дефину, Карен добавила виноватым голосом: — Ты тоже здорово переработала в последнее время, я была слишком требовательна к тебе, Ди. Как ни печально, но я могу рассчитывать только на тебя, чтобы собрать все вместе и не развалить дело. Ты поможешь мне?

— А когда римский папа бегал по нужде в кусты?

Дефина и Карл ожидали Карен у вращающихся дверей больницы. Когда она вышла, Карл радушно обнял Карен и спросил:

— Ну как? Арнольд идет на поправку?

— Похоже на то. Если, конечно, верить врачам и если ничего не случится в ближайшие полчаса.

Карен провела пальцами по волосам. Она успела сходить домой, немного поспать, принять душ, сменить одежду, но не успела высушить волосы.

— Даже не представляю, какая еще жизненная катастрофа может случиться в ближайшие двадцать четыре часа, но если такая есть, то она обязательно произойдет.

— Я знаю, что тебе надо, — сказала Дефина, — тебе надо поговорить с мадам Ренольт.

— Замечательно! Не хватает только послушать тарабарщину от бабы, которая либо свихнутая, либо себе на уме. Давай-давай, Ди. Но не начинай с меня. Ты же образованная женщина! Неужели ты действительно веришь в магические кристаллы и прочую дребедень?

— Кристаллы? Это дерьмо. Новая эра — тоже дерьмо. А я говорю о настоящем, на самом деле настоящем.

— Ну ладно. Даже если она действительно обладает особым даром, то как все-таки она сможет помочь мне? Она что, кардиолог? Мне просто нужно вернуться к работе.

Брови Дефины поднялись, ноздри расширились.

— Почему ты думаешь, что никто не может тебе помочь? — спросила она Карен. — Разве не здорово узнать, как пройдут парижские шоу? И как будет развиваться болезнь твоего отца?

Карен закатила глаза, но Карл подтолкнул ее.

— Не кипятись, Карен, — сказал он, — спусти на тормозах.

Карен забралась в машину, устроилась поглубже на сиденье между друзьями и выпустила пар:

— Конечно-конечно, я всегда хожу к гадалкам после bat mitzvah своих племянниц и сердечных приступов моего отца.

— Это всего лишь «случай», — сказала Дефина и назвала адрес водителю, который вел машину по Бродвею. — Перекресток Сотой Вест и Тридцать седьмой улицы.

Тот кивком головы подтвердил, что понял.

— По крайней мере это по пути на работу, — неохотно согласилась Карен.

— Подружка, некоторые люди едут из Европы, чтобы только посмотреть на мадам Ренольт.

Они подъехали к зданию из песчаника, расположенному в ничем не примечательном районе Гарлема, может быть, чуть более чистом, чем другие. Все трое высадились из машины и попросили шофера подождать их возвращения. Это его не обрадовало, но он не отказался. Высокое крыльцо со ступеньками вело к большим деревянным дверям, но Дефина повела их к неприметной железной дверце сбоку от крыльца и нажала на кнопку электрического звонка. Хриплый женский голос из интеркома спросил, кто пришел.

— Разве она не должна знать об этом по наитию? — спросил Карл.

Дефина злобно покосилась на него и громко сказала в микрофон:

— Дефина Помпей. Мне надо срочно.

Звонок пискнул, они открыли дверь, вошли и оказались в темном помещении под ступеньками лестницы, из которого была видна открытая дверь в коридор с полом, выложенным плитами зеленого мрамора. Стены были выкрашены в густой баклажановый цвет. Когда-то все эти дома принадлежали процветающему среднему классу. Этот дом был явно реставрирован или аккуратно подновлен. Дефина провела их в комнату типа зала ожидания желтого цвета. На полу был расстелен ковер с рисунком морских водорослей. Кроме трех прямых стульев в комнате не было никакой мебели.

— Видите, — сказала Дефина, — она знала, что мы придем втроем.

Карл закатил глаза.

— Выглядит, как домик трех медведей, — сказал он тихо.

В комнате было что-то устрашающе таинственное Это не из-за отсутствия мебели: что-то в самой комнате, думала Карен. Расцветка стен и пола, пустота, сочащийся свет из-за полузадернутых штор… Она не верила ни в ауры, ни в вибрации, но комната была полна энергии, как будто подготовлена для какого-то события. Она села на один из стульев. Дефина села на другой, но Карл остался стоять, прислонившись к стене.

— Можно, я пойду с вами? — спросил Карл.

— Конечно нет. Это очень личное дело.

— Но я ее лучший друг.

Дефина взглянула на него.

— Дорогой мой, ты что-то путаешь; ты ее давний друг, а это не одно и то же, — сказала она сухо.

Открылась дверь, и в комнату вошла мадам Ренольт.

Карен не смогла бы сказать, что она ожидала увидеть, но явно не то, что увидела, — это была высокая, стройная, элегантно одетая (во что-то напоминающее старые наряды Шанель) женщина. Мадам Ренольт была негритянкой с коричневой кожей красноватого оттенка, почти полностью совпадающего с цветом надетого на ней костюма. Ее волосы были того же цвета, но более густого тона, стянуты на затылке в несколько старомодный, но красивый пучок. Женщина кивнула Дефине и посмотрела на Карен.

— Входите, — сказала она низким голосом.

Голос был с каким-то акцентом, но каким именно, Карен не могла бы сказать. Она не смогла бы определить и ее возраст. Кроме как около глаз, на лице не было видно морщин, но руки, как заметила Карен, были руками старой, даже очень старой женщины. Карен взглянула на Дефину, которая встала со стула, приветствуя свою покровительницу. Дефина слегка подтолкнула Карен.

— Входи, — сказала она.

Карен вошла.

Внутренняя комната была окрашена в цвет зеленой травы, на решетке вдоль стены были разбросаны травы и засушенные полевые цветы. Кроме нее в комнате был только стол с двумя грубыми лавками с обеих сторон. На стене висела картина Кейса Хейринга «Излучающий младенец».