Смерть и золото - Уилбур Смит

Пока он это говорил, ведущий танк съехал с возвышенности и исчез из виду, уйдя на противоположный склон. За ним быстро последовали пять остальных, и рев их двигателей затих. Воцарилась тишина.

Гарет опустил бинокль и уныло улыбнулся.

– Ну что же, кажется, нас слегка переиграли. Эти «шпандау» установлены во вращающихся на полный оборот башнях. Они нас к чертовой матери перестреляют.

– У нас скорость больше, – горячо возразил Джейк, напоминая сейчас мамашу, чьих детишек обижают.

– И это, старина, все, что у нас есть, – крякнул в ответ Гарет.

– Как насчет завтрака? Денек нам предстоит долгий и тяжелый – торчать тут, пока не стемнеет, чтобы отправиться в лагерь.

Они поели консервированного ирландского рагу, разогретого над ведром с горящим бензином, и толстым слоем наваленного на огромные ноздреватые ломти пресного хлеба, запили это чаем, крепким и сладким, щедро приправленным сгущенным молоком и комковатым неочищенным сахаром. Солнце уже высоко поднялось над горизонтом, пока они ели.

Джейк чуть слышно рыгнул.

– Теперь моя очередь спать, – сказал он и улегся в тени кузова, свернувшись калачиком, как огромная собака.

Гарет попытался поудобнее устроиться, опершись спиной на башню броневика. Он продолжал наблюдать за открытой равниной, над которой уже начали возникать миражи, дрожащие и извивающиеся в разогретом воздухе. Он поздравил себя с удачно выбранным временем для бодрствования и наблюдения: ночью он отлично проспал несколько часов, а сейчас еще было относительно прохладно. К тому времени, когда снова настанет очередь Джейка следить за противником, солнце уже будет жарить вовсю и корпус «Присциллы» разогреется как дровяная печь.

– Будем искать того, кто у них под первым номером, – пробормотал он и лениво обвел биноклем горизонт. Здесь итальянский патруль засечь их не мог никак, он выбрал отличное место для укрытия, опираясь на свой солдатский опыт, и теперь еще раз поздравил себя с этим, откинувшись спиной на башню и закуривая сигарку.

«Ну вот, – думал он. – И как же нам драться против роты легких танков, не имея ни артиллерии, ни минных полей, ни бронебойных снарядов? – Он стал прикидывать разнообразные варианты, пытаясь решить эту проблему. Пару часов спустя он решил, что способы ее решения у них имеются, но все они зависят от того, выйдут ли танки на нужное место, с нужного направления и в нужное время. – А это, конечно, уже совсем другой коленкор. – И продолжил свои размышления. Еще час спустя он уже знал, что есть один-единственный способ заставить итальянскую танковую роту способствовать собственному уничтожению. – Старая добрая история про ослика и морковку, – подумал он. – Стало быть, все, что нам требуется, это морковка». И он невольно бросил взгляд вниз, где свернувшись клубочком спал Джейк. Он ни разу не пошевелился за все эти долгие часы, лишь негромкое посапывание указывало, что он еще жив. Гарет почувствовал укол раздражения, что Джейку выпала возможность наслаждаться ничем не потревоженным сном.

Жар давил с неослабевающей силой, прижимая к земле и как молотом стуча по голове. Пот высыхал на коже почти мгновенно, едва успев выступить, оставлял после себя тончайший слой кристалликов соли. Гарету пришлось прищурить глаза, осматривая горизонт в бинокль.

Солнечное сияние и миражи затрудняли ему обзор, закрывая даже близкие горы дрожащими ширмами горячего воздуха, который казался плотным как вода, клубился и закручивался спиралями в вибрирующие колонны и едва движущиеся водовороты.

Гарет проморгался, стряхнул со лба капельки пота и глянул на часы. До смены Джейка оставался еще целый час, и он даже подумал, не перевести ли часы вперед. Ему было чрезвычайно неприятно и неудобно торчать тут на солнце, сидя на корпусе броневика, и он снова посмотрел на спящего товарища.

И в тот же момент уловил какой-то странный звук, возникший в перегретом, плотном воздухе, скорее намек на звук, едва слышный, как жужжание пчелы. Направление, откуда он исходил, определить было невозможно, и Гарет сосредоточился и напрягся, стараясь понять, что это такое. Сложная конфигурация местности и перегретый воздух, искажающий перспективу и исходящие оттуда звуки, сыграли с ним злую шутку. Но звук внезапно резко усилился и превратился в гудящий рев и гулкий топот, от которого у него забилось сердце.

Гарет повернул бинокль к востоку; звук, кажется, исходил оттуда, со стороны горизонта, и теперь почти напоминал рев бушующего прибоя.

Потом крутящиеся и клубящиеся миражи на секунду разошлись в стороны, дав ему возможность рассмотреть огромный темный силуэт, гротескное чудовище, возвышающееся на четырех ногах, напоминающих ходули, и высотой с двухэтажный дом. Но тут мираж исчез так же внезапно, как появился, и Гарет еще долго моргал в полном недоумении, не понимая, что он видел, и поэтому здорово обеспокоившись. А гудящий рев уже заполнил все пространство над равниной.

– Джейк! – окликнул он приятеля, но тот в ответ только всхрапнул и чуть изменил тональность сопения. Гарет отломил сучок от ветки из кучи тех, что камуфлировали башню броневика, и бросил ее, целясь в свернувшуюся внизу фигуру. Он попал приятелю в шею, и тот сразу вскочил, злой, сжимая кулаки, готовый ударить.

– Какого черта!.. – прорычал он.

– Поднимайся сюда, – сказал Гарет.

– Ни хрена не вижу, – пробормотал Джейк, встав на башню и глядя в бинокль на восток. Звук превратился теперь в низкое гудение, но стена сверкающего раскаленного воздуха и бесконечные миражи закрывали весь горизонт.

– Вон там! – выкрикнул Гарет.

– Ох! Помилуй мя, Господи! – выдохнул Джейк.

Огромная тень скользнула в воздухе, направляясь в их сторону. И прошла очень близко, очень черная и очень длинная, раздутая искажением, этакий мираж чудовищных размеров. Его силуэт то и дело менялся, и если только что он выглядел как четырехмачтовый корабль, распустивший все свои черные паруса, то в следующий момент превращался в возвышающуюся как башня черную фигуру, здорово напоминающую головастика, извивающуюся и плывущую сквозь толщу густого как суп воздуха.

– Это что еще за чертовщина?! – возопил Гарет.

– Не знаю, но рев от него такой, словно это рота итальянских танков, которая прет прямо на нас.

Капитан, командовавший итальянской танковой ротой, был зол ничуть не меньше, да к тому же разочарован и раздражен, злоба и зависть разъедали ему всю душу.

Подобно всем офицерам, начинавшим в кавалерии, в этой армейской элите, он был романтиком и вечно воображал себя бесстрашным и смелым конным рыцарем. Мундир его танкового полка все еще нес в себе отголоски кавалерийских времен – обтягивающие бриджи с алым шелковым кантом по внешней стороне, мягкие черные кавалерийские сапоги и серебряные шпоры, плотно облегающий торс короткий доломан, расшитый толстым золотым шнуром и украшенный тяжелыми эполетами, короткий плащ, небрежно наброшенный на одно плечо, и высокий черный кивер. Именно в таком виде он себе больше всего нравился – весь такой порывистый, нарядный, щегольский.