Послевкусие - Мередит Милети

Я откидываюсь на подушки и заливаюсь смехом. Я хохочу так громко, что Бен откладывает газету и с удивлением смотрит на меня.

Ну конечно, можно было и раньше догадаться.

— Не понимаю, — говорит Бен. — Почему ты смеешься, а не возмущаешься? Какой-то бедняга вкладывает в ресторан все сердце и душу, не говоря уже о деньгах, а потом получает вот такой отзыв!

— Ну и что? Может быть, он того заслуживает. Знаешь, Бен, рынок — штука жестокая, здесь выживает сильнейший. А вообще-то никто не закрывает ресторан из-за плохого отзыва. Плохая пища — вот что может его закрыть. Нельзя заводить свой ресторан, если не понимаешь, что это такое.

— В таком случае, — говорит Бен, обнимая меня, — чего ты ждешь?

— Хорошо, я согласна, — говорю я.

— Я знала, что ты согласишься, — спокойно отвечает Энид.

— Что ж, по крайней мере, один хороший отзыв нам обеспечен, — говорю я.

— Ну уж нет, — смеется Энид. — Боюсь, Зубастику придется распрощаться с салфеткой для омаров. Мы хороший отзыв заработаем в честной борьбе. Впрочем, тебе это будет нетрудно, дорогая. Мои поздравления.

Мы приступаем к обсуждению деталей проекта, которых пока еще немного. Энид уже занялась финансовыми вопросами, предварительно обсудив их со своим приятелем, который работает в отделе инвестиций банка «Нортвест». Кроме того, она нашла пару подходящих, на ее взгляд, помещений и хочет, чтобы я тоже на них взглянула. Моя задача заключается в том, чтобы решить, какой ресторан мы будем открывать, где он будет располагаться и какое нам понадобится оборудование. Здесь мне предоставляют все решать самой. Во всяком случае, так мне говорит Энид.

— Только не чайная, ладно? Моя мама любила ходить по чайным. Чай там всегда был жидкий, а меню абсолютно неинтересное. И еще — никакой муры в стиле ретро. Если мне придется питаться в очередной перестроенной забегаловке, где готовят курицу по-королевски, я…

— Расслабься, Энид. Никаких чайных и ретрозабегаловок.

О своем решении я никому не сказала. Ни Ричарду, который, кажется, не заметил, что в субботу я не ночевала дома, ни отцу, ни Фионе, чья душевная щедрость не знает границ: она не только согласилась посидеть с Хлоей, но и накормила ее завтраком и сводила в зоопарк. Ни даже Бену, который звонит мне сразу после Энид, чтобы пригласить на свидание. Если я и расскажу кому-нибудь, то только ему. Но я молчу. Я даже не отвечаю на его звонок, я прячусь в ванной, когда начинает мигать автоответчик, и слушаю, как Бен любезно разговаривает с машиной.

— Алло, Мира? Я тут подумал… э-э… ты сегодня свободна? Я бы с удовольствием сводил тебя куда-нибудь. Куда хочешь, выбирай. Я даже нацеплю галстук. Перезвони мне, хорошо? Да, это Бен, между прочим.

Да, это Бен. Трудно представить, что у него имеется пиджак и галстук, еще труднее представить, что он их носит. Не знаю, что я думаю по поводу наших отношений, не знаю, куда хотела бы пойти с ним, да и хотела ли бы вообще. Теперь, когда я решила остаться в Питсбурге и открыть свой ресторан, мне придется выбирать знакомых расчетливо, разумно и осторожно. Наверно, поэтому я слушаю, как Бен разговаривает с автоответчиком, и молчу.

Как только Энид прислала мне список с адресами четырех помещений, которые, по ее мнению и мнению представителя банка «Нортвест», могли бы нам подойти, я сразу решила, которое из них мы возьмем в аренду. Однако вместе с Хлоей, Энид и агентом по недвижимости я прилежно осмотрела остальные три, обращая на них внимания не больше, чем моя полуторагодовалая дочь, вежливо прислушиваясь к обсуждению финансовых вопросов, предложений и прогнозов.

Дело в том, что четвертое помещение принадлежало Бруно. Много лет назад он купил здание рядом со своей пекарней, намереваясь расширять бизнес, но дальше этого дело не пошло. За здание он запросил немного, но меня подкупила не столько цена, сколько местоположение: вытянутое и узкое строение находится между пекарней Бруно и офисом компании «Пенсильвания макарони». Здание небольшое, но с высокими потолками и двумя большими окнами, которые выходят на улицу. От пекарни его отделяет маленький дворик, где можно разместить не больше двух столиков, несколько горшков с растениями и, возможно, какой-нибудь причудливый фонтанчик.

Мы еще не подписали все документы, а Бруно уже вручил мне ключ; вложив его трясущимися руками в мою ладонь, он велел мне его не терять. С того дня я прихожу сюда по утрам вместе с Хлоей. Мы встаем рано, на заре; взявшись за руки, мы медленно пересекаем Смолмен-стрит и выходим на Пенн-авеню. Мы смотрим, как пробуждается город.

Возле рыбного магазина «Нордик» двое парней разгружают контейнеры с омарами и крабами, в минуты передышки потягивая кофе из пластиковых стаканчиков. Напротив, на Пенн-авеню, зеленщики расставляют ящики с овощами и фруктами, возводя из них настоящий натюрморт, чтобы показать товар во всей красе: здесь и головки красного салата ромэн с сочными и хрупкими листьями, и нежный салат маш, темно-зеленый, почти черный, пахнущий садом, и изящные стебли белой спаржи с плотно прижатыми серебристо-розовыми чешуйками.

В этот ранний час мир принадлежит тем благородным сердцам, что посвятили свою жизнь приготовлению пищи. Повар, бакалейщик, мясник, пекарь — этот восход солнца принадлежит нам. Пришло время подготовить продукты, расставить все по своим местам — и еще раз вздохнуть полной грудью перед началом трудового дня. Мы с Хлоей идем по улице до самой разгрузочной площадки перед пекарней «Пенн Мак». Здесь стоит большой грузовик, с которого грузчик снимает пятидесятифунтовые мешки с мукой и перетаскивает на склад. Он укладывает их один на другой, и в воздух поднимаются мучные облачка. Судя по количеству мешков, процесс разгрузки идет уже давно, и оттого все вокруг покрыто слоем белоснежной муки, которая плавает в воздухе, как снег. Мучная пыль припорошила голые руки грузчика, его волосы и брови. Он кивает нам и улыбается Хлое, которая вытягивает руки и завороженно смотрит, как частички муки оседают на ее маленькие ладошки. Я тоже ловлю несколько пылинок и растираю их пальцами — и сразу вспоминаю, что чувствуешь, когда под твоими руками оживает тесто для пасты, тот момент, когда начинаешь ощущать его дыхание: тесто сначала расслабляется, а затем с долгим и сладким вздохом распухает и само идет к тебе в руки.

Год выдался особенно теплый, поэтому за неделю до Дня благодарения по-летнему жарко и влажно. Перед тем как включить свет, я включаю кондиционер; немного поскрипев и погудев, он начинает работать. Шум от него такой, что я его отключаю и распахиваю окна. В комнату врывается свежий ветер, принося с собой аромат свежего хлеба от Бруно и сладковатый и немного едкий запах гниющих листьев салата и капусты, которые выпали из ящиков и теперь валяются на тротуаре. Порывы ветра колышут старые жалюзи на окнах, через которые в комнату проникает рассеянный свет, отбрасывая резные тени на стены и мебель: шесть деревянных столов, и вокруг каждого по четыре разномастных стула, оставшихся от прежнего владельца.

Я серьезно отнеслась к предложению Энид самой решить, какой у нас будет ресторан. Вот почему я каждое утро прихожу сюда и стою посреди комнаты, обдумывая возможные варианты, каждый из которых в корне отличается от всех остальных. И все же меня упорно преследует одна мысль, одно видение, к которому я возвращаюсь вновь и вновь, постепенно оно обретает форму и размеры, и мне все больше кажется, что я нашла то, что нужно.