Джентльмены чужих писем не читают - Олег Горяйнов

– Как что с того?.. – Бурлак совсем смешался.

– Ну что с того, что? Благодарность, что ли, нам какую-нибудь особенную объявили бы за то, что весь афедрон в мыле от усердия?.. Премию бы заплатили?..

– Да ведь служба…

– Володя! Никому там неинтересно тебя раком поставить. То есть, поставили бы для порядку, конечно, поставили бы. И что? Через неделю бы все уже и забыли, что жил на белом свете такой Володя Бурлак, которого замариновали в весёлом подвальчике. Пойми, что ровным счётом ничего не изменится на свете от того, что тебя измудохают. Или не измудохают.

– Так вы что, меня совсем не собираетесь, что ли, везти домой?.. – спросил Бурлак, не веря своим ушам.

– Ну! – произнес Ноговицын с таким облегчением, будто за сто метров до земли у него раскрылся, наконец, застрявший в чехле парашют. – Доходит до тебя всё-таки. С трудом, но доходит. Наливай, Игорёк!

Игорёк налил.

– А потом ведь мало ли кому из начальства ты вдруг захочешь рассказать про наши маленькие грешки… например, как мы тут отлучались на пару дней, когда приезжали в последний раз… Ну и на хер это нужно?.. Так что, если начистоту, Володя, нет нам с Игоречком никакой выгоды в том, чтобы ты ехал домой, в Москву.

– Зато есть прямая выгода в том, чтобы меня, скажем… замочить, – неожиданно проговорился Бурлак.

– Возможно, – сказал Ноговицын, нисколько не удивившись этому прозрению. – Но убивать военного атташе на территории чужого государства – это неоправданный риск. Гораздо проще с ним выпить водки, поговорить по душам, а потом затеять какое-нибудь взаимовыгодное дельце.

С этими словами полковник Ноговицын неутомимою рукою поднял в воздух свой стакан.

– Но ведь меня предписали в двадцать четыре часа выслать из Маньяны… – пробормотал Бурлак. – Небось, искать будут…

– Вот, – удовлетворенно сказал Ноговицын. – А ты говоришь “замочить”. Сам ведь всё соображаешь, а говоришь. Слово-то какое… Тьфу!

Полковники чокнулись, выпили и закусили.

– Улетишь ты из этой Маньяны, не волнуйся. До восьми утра ещё куча времени. Так что улетишь. Но не в Москву, а куда-нибудь поближе. Какая страна тебе из соседних больше всего нравится?

– Коста-Рика, – не стал лукавить Бурлак.

– Вот в Коста-Рику и полетишь. И оттуда будешь действовать-злодействовать.

– А что делать?

– Для старого полковника, который на оперативной работе железные зубы нажил, который все ходы-выходы в этой стране знает, который афедроном малейшее колебание почвы маньянской улавливает, всегда найдется непыльная работенка.

Бурлаку, слегка поплывшему от алкоголя, тут же вспомнился Михаил Иванович. Эге! Да ведь они того же самого сейчас от него потребуют!.. Да ну! Он даже помотал головой. Они наверняка уже всё просчитали. Если только сам Михаил Иванович не из ихней банды.

– Один вопрос, Саша, – сказал Бурлак.

– Хоть пятнадцать, – дружелюбно отозвался Ноговицын.

– Нет, только один.

– Валяй.

– Ты знал, чем дочка Орезы занимается?

– Ясное дело, – сказал полковник. – Я ей сам рекомендацию в ливийский лагерь выписывал.

– Какой же я мудак, – с болью проговорил Владимир Николаевич.

Клесмет вдруг утробно захохотал.

– Да не мудак ты, Володя, – сказал Ноговицын, обсасывая какой-то хрящ. – Просто мир такой тесный. Маленькая земля-то, понимашь? Негде, ну просто негде на ней двум человекам друг от друга спрятаться.

Бурлак молча понурил голову. Ноговицын дососал хрящ и выплюнул то, что осталось, прямо на пол, и без того не больно чистый.

– И поэтому, – продолжал он, – никуда от тебя он не уйдет.

– Кто?

– Жидовская морда.

‑ Что ещё за жидовская морда?

‑ Коган Самуил Абрамович.

– Я всегда говорил, что нельзя евреям доверять, – встрял Клесмет, но его никто не услышал.

– Да, но почему… – начал Бурлак и остановился, увидев указательный палец Ноговицына, направленный прямо в середину своего лица.

– Володя! Если ты мне сейчас будешь рассказывать и клясться, что не собирался здесь, в Маньяне, делать по дембелю никаких левых делишек, что подбирался к “Съело Негро” просто так, ради своего интереса к этнографии, что загубил агента, на подготовку которого Родина угрохала два годовых содержания десантного полка, по нечаянности – то давай лучше не будем тратить время, а заведем с Игорьком тебя на ближайшую горку и скинем вниз – по твоей же просьбе, прошу заметить, потому что это будет для тебя стократ лучше, чем подвал на Хорошевке!..

Бурлак тут же переориентировался и сказал:

– Я только хотел спросить, как же это меня на Хорошевке-то не хватятся? Ведь хватятся?.. Ведь искать будут?..

– Не хватятся, – веско сказал Клесмет, который, кажется – о, ужас! – опять что-то куда-то наливал. – В стране бардак, выборы на носу, своих проблем хоть жопой отбавляй…

– Не будут тебя искать, Володя, – подтвердил Ноговицын. – А будут искать – я им скажу, чтобы не искали. Они и не будут искать.

Бурлак на это промолчал.

– Ну что, бояре, по последней? – сказал Ноговицын я взял ёмкость в руку. – Жалко, тут баня не предусмотрена. Сейчас бы как захерачили Чёрное море, да, Игорёк?..

– Я вам покажу, блин, Чёрное море, потому что вы ни хера не видели Чёрного моря… – пробормотал Клесмет тихо, почти шепотом, и эта фраза его показалась Бурлаку, в котором воспоминания о бане ещё не истаяли, похожей на сдутый аэростат на воздушном празднике в Текскоко, отчего вся мизансцена приобрела слегка маскарадный характер.

Полковники чокнулись, и Ноговицын сказал:

– Найди мне его, Володя. И бабу эту найди. Но его – главнее найди. Пускай это будет твоя последняя операция, твой последний, так сказать, гешефт – всё равно найди. А потом уже – бабу.

– Какую бабу-то?

– Габриэлу Досуарес… Или Агату Орезу – хер её разберет! Прости за каламбур.

Клесмет призадумался, потом захохотал.

– Зачем они тебе? – спросил Бурлак, и тут же пожалел о том, что спросил.

– Зачем, зачем… – ответил Ноговицын. – Хвосты подчистить. Если этого… Самуила Абрамовича Когана, тварь поганую, ещё и живым ко мне привезешь – мы ещё и хавальник ему подчистим. А тебе дополнительное спасибо скажем. А бабу нам живой не нужно. Она – наш хвост неподчищенный. Её надо в расход. И без всякой жалости, потому что сдохнуть от руки хорошего человека на государственной службе – составная часть её профессии.

– Понял, сделаем, – сказал Бурлак.

Ноговицын посмотрел на него с уважением.

– Не грусти, Володя, – сказал он. – Мы с тобой сработаемся, клянусь, не хуже чем ты бы сработался с Мишкой Телешовым, царство ему небесное… Там осталось ещё? – спросил он у Клесмета.