Белые пешки - Екатерина Звонцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шахматы вызывают больше всего вопросов: три старинные пешки из дорогого набора. Три человека стали фигурами на непонятной доске маньяка без лица и имени. Мне эта доска даже представляется: клетки черно-белые, буквы и цифры в золоте. Игроки расставляют фигуры – одну за другой, медленно, с паузами. Но вижу я только «черную» половину и тень «черного» игрока. «Белое» скрывает мрак. Может, и нет там ничего белого?
Первой убили Ларису Минину, довольно молодую женщину, сотрудницу цветочного магазина. Ее сначала загрызла какая-то тварь, потом тело бросили в реку. Обсидиановую пешку извлекли из горла. Что о Ларисе известно? Одинокая, ни родителей, ни мужа. Одевалась необычно, была обожаема клиентами, занималась танцами. Хозяйка сети «Имя Розы» звала ее Персефоной, убивалась из-за ее смерти: Лариса, по образованию биолог, выводила для сети какие-то до фига уникальные сорта цветов. «Ну, странненькая она была. Ну, молчаливая. Ну, с секретами. Я ничего о ней не знала, но она казалась таким солнышком, даже в своих готичных платьишках! А какой сорт роз мне подарила! Мир праху…»
Второй пешкой стал вот тот самый тип, которого мы нашли с Т.И. Петр Нагарин, таксист. Вообще неинтересная личность, ну разве что тоже одиночка, да еще коллеги по таксопарку звали его в шутку Извозчиком без головы: лихачил, но ни разу не попадался ГАИ. Хороший служащий, спортсмен – разряды по стрельбе и по плаванию. Реконструктор, каждый год принимал участие во всяких таких фестивалях, где отыгрываются русские имперские сражения: из войн с Наполеоном, с турками, со шведами. Вроде адекватный. Не привлекался, на работе был на хорошем счету, несмотря на свою тягу к скорости.
Третий убитый из этой пресной картинки выбивается – итальянский режиссер с русскими корнями, Фредерик Самойлов, снимал артхаусные драмы. Летел в Милан на фестиваль, нашли в туалете самолета с такими же ранами, с зажатой в кулаке фигуркой. Говорят, был «красавец-мужчина»: по-итальянски смуглый и темноволосый, по-русски сероглазый. Очень нравился женщинам. Единственная странность – боязнь огня и даже фотовспышек, все отмечали: фоткать он себя запрещал, мог просто броситься на папарацци и сломать технику, мог ударить. Врагов не имел, хотя не знаю, правда ли, что в мире кино все на ножах и прирезать Самойлова мог завистник? А достать точную копию первых пешек, чтобы как-то что-то подстроить? Да нет, хреномуть…
Я думаю о них не меньше, чем об Анне в последнее время, – потому что они ближе. Очень жаль, что мы пока никак не можем во все это влезть. Впрочем…
Ладно. Свои тревоги я оставлю при себе. Маленькая девочка внутри меня уже почти перестала подавать голос. Она не боится ни кровожадных собак, ни злых людей. А особенно сейчас, когда она определенно влюбилась. И нет у нее больше воображаемой мамы, на которую она могла бы оглядываться в надежде мелькнуть однажды положительным персонажем в ее репортаже.
Покойтесь с миром, Анна. Я не защитила вас, но буду защищать других.
16.11.2006. Ася
Не спится, грустно, вот я и пришла. Настроение мое меня совсем что-то в последнее время не слушается. Какая-то тряпичная дурочка. Нелепая.
Взять хоть это – вечно я о себе да о себе, а почитаешь ту же Нику – умрешь: человек преступников ловит, за Политковскую переживает, хорошо выглядит, строит отношения всякие разные, и даже с мужчинами постарше. И я подумала… Эх. Да неважно. Про отношения – точно.
А чего я хотела? Я поступала плохо, замыкаясь от друзей, поступала плохо, игнорируя эту тетрадку, – а теперь плачу, понимаю, что я и свою жизнь как-то игнорирую. Моих записей здесь мало, а Макс ведь вкладывал душу в Сокровище. Что он будет читать, когда приедет? Разве правильно, что на наших страничках совсем нет меня? Я постараюсь исправиться. Вот, например, можно все-таки записывать сны. Не новые – так старые.
Часто вспоминаю один, очень яркий. Там был лев – красивый, золотистый, с огромными лапами. Я лежала у него на спине, уткнувшись в гриву и грея в ней ладони, как Люси в «Хрониках Нарнии». Лев шел через зимнюю долину. Белый снег, белое небо, белые следы лап и золотая грива. «Держись, девочка, – говорил лев. – Только не поддавайся». А я откуда-то знала, что никого больше нет, все мертвы: мама, сестра, ребята. Осталась только я, а скоро не будет и меня: мы со Львом уйдем туда, где снег соединяется с небом. Но дойдем ли? Я провела ладонью по боку своего Льва и ощутила что-то теплое, липкое…. Пальцы были в крови. Я закричала, упала с его спины, набрала полный рот снега, который тоже был железно-соленым… ужас. А потом его покрыла сеть кровавых трещин, и он как бы взорвался изнутри. В следующий миг я была уже без Льва, лежала в зале, пол которого был расчерчен клетками. Золотые буквы у стен складывались в имена, но имена постоянно менялись.
Это летом было, незадолго до того, как мы закончили школу и Макс уехал. Тревожно стало, холодно, я проснулась, а оказывается, мой щеночек влез на меня и придавил. Наверное, поэтому сон испортился. Зато сказка из него могла бы и получиться. Но знобило меня потом весь день, я даже решила, что заболела. А теперь думаю, что, как Кай из сказки, просто начала промерзать изнутри. Может, мне в сердце что-то попало? Но откуда?
Ну вот. Опять ною. А ведь в прошлой записи обещала стать лучше. Ненавижу себя. Ну может, время такое? Ноябрь… темный-темный месяц, темнее ничего нет. Так, кстати, самые разные люди говорят: и Марти, и наш новый ректор, и Зиновий, и всякие умные дядьки и
