Избранник Небес - Алек Кадеш

«Он увидел тень испуга у меня на лице или действительно умеет читать мысли?»

— И то, и другое, но не отвлекайтесь на пустяки, все это ерунда. Взгляните еще раз на пергамент, прошу вас, — умоляющим голосом обратился к священнику Шон.

Ошарашенный Винетти придвинул пергамент еще ближе к себе. Стараясь следить за своими мыслями, он задумчиво протянул:

— Хм-м, значит, вы утверждаете, что хошен находится у Белуджи, а урим и тумим по-прежнему сияет?

— До сих пор идут споры в отношении того, что же конкретно следует понимать под названием урим ветувим,[118] — извините, но это слово должно звучать именно так, а не урим и тумим, — сам нагрудник, двенадцать драгоценных камней, или пергамент? Неопределенность возникла из-за «расплывчатости» самого стиха Торы, который буквально звучит как: «И придашь нагруднику суда урим ветувим». Должен заметить, что исходя из законов логики, безусловно, первым на ум приходит поправить вас и сказать «сияют».

В архив ворвались четверо крепких охранников и быстрым шагом направились к беспокойному посетителю, который до сих пор вел себя настолько странно, что это никак не вписывалось в привычный для Ватикана портрет ученого-теолога, чихающего тише домашней кошки.

— У вас все в порядке, падре? — окружив Майлза со всех сторон, спросили они отца Винетти, склонившегося над пергаментом.

Священник поднял голову и удивленно взглянул на них, так как отчетливо помнил, что не нажимал на тревожную кнопку под крышкой стола.

— Я рассказал доктору Майлзу бородатый анекдот про глухого священника-исповедника, вот он и смеялся до упаду. Американцы — что тут поделаешь. Они как дети, им палец покажи, и будут смеяться еще неделю после этого, — ответил им на итальянском Винетти, чтобы не обижать ученого.

— А если показать два, то будут смеяться до похорон своей тещи, — подхватил начальник внутренней охраны.

— А почему тещи? — низким голосом «через нос» спросил Рауль — 30-летний молодой швейцарец под два метра ростом, крепкого телосложения с выдающимися вперед, как у русского боксера, надбровными дугами.

Плотно сжав губы, трое других охранников переглянулись. Они сдерживались от того, чтобы рассмеяться, потому что знали, что «Рауло-дебило» вот-вот что-то ляпнет, и это станет «хитом» месяца. Гиганта осенило, и он медленно расплылся в улыбке:

— Это потому, что все тещи — суки, так что ли, да?

Охранники лопнули, как воздушные шары, хлопая Рауля по плечам, от чего он еще шире улыбался, вызывая своим идиотским видом цепную реакцию смеха. Они закрыли за собой дверь хранилища и уже в коридоре продолжали копировать интонацию голоса Рауля, повторяя выданный им «хит».

Сознание священника трансформировалось настолько, что все звуки доносились до его слуха уже искаженными. Ему казалось, что он превратился в живой электронный микроскоп, который пробирался в бездонную пропасть волокна пергамента к атомам и протонам, хотя он держал в руках всего лишь обыкновенное увеличительное стекло. Когда закрытый правый глаз от сильного напряжения начал дергаться, а левый — слезиться, смотритель архива чуть громче обычного спросил:

— Кто-то еще знает об этом?

— Вы — единственный человек, кому я должен был передать пергамент, а вместе с ним и саму тайну.

Молитвенно сложив руки, священник прошептал:

— Господи, прости меня за сомнения. Я недостоин лицезреть эти святые письмена. Благодарю Тебя за то, что сжалился над стариком и услышал меня. Семь веков молчала книга, и наконец она заговорит, и исполнится предсказание!

— Что вы имеете в виду? — удивился словам священника Майлз.

— По воле Божьей все в свое время будет вам открыто, теперь же ответьте мне искренне, можете ли вы прочитать этот текст?

Шон начал по памяти, неспешно произносить вслух первые буквы Шем ха-Мефораша, которые на самом деле были отдельными самостоятельными словами. Воздух вокруг ученого слабо, едва заметно засветился, но когда Майлз перешел ко второй декаде букв, семь алых языков пламени вспыхнули прямо под потолком. Плавно опустившись, они начали медленно вращаться по часовой стрелке вокруг Избранника, соединяясь между собой в огненное кольцо. Священник не на шутку перепугался. Лицо его побагровело, и он воскликнул:

— Остановитесь, прошу вас! Святое имя Бога нельзя произносить без необходимости. Теперь я вижу, что ваш рассказ правдивый, и вы действительно тот, кого мы так долго ждали. Лишь одному Господу известно, почему избрали именно вас.

Опустившись на колени перед распятием, он воздел руки в краткой молитве:

— Прости, Боже Праведный, прости мое неверие.

Доктор Майлз испугался не меньше самого священника. Во время чтения он ощутил сильное покалывание в пальцах рук, и через секунду, когда в глазах потемнело, он уже смотрел на себя и на изумленного священника откуда-то сверху, с потолка, окруженный огненными всполохами. Внутренним взором он снова увидел приближение мощного светового потока, и если бы падре вовремя не остановил его, то душа ученого непременно была бы втянута в огромный водоворот сверкающих искр.

— Завтра в десять утра я жду вас в архиве.

Передав Шону свою визитную карточку, Винетти продолжил:

— Мне пора удалиться к понтифику и предупредить его о вашем появлении. Надеюсь, что состояние его здоровья позволит принять вас завтра, и мы сможем все более детально обсудить.

Хранитель архива провел ученого к лифту, и когда двери открылись, Майлз тихо, так, чтобы не слышал охранник, произнес:

— Голос в пещере упомянул о какой-то книге и велел передать вам, чтобы вы сравнили с ней текст пергамента.

— Помните о моих словах — старайтесь вести себя, как прежде, это очень важно!

Крепко пожав руку Майлзу, он благословил его.

Двери лифта закрылись, и как никогда взволнованный отец Винетти поспешил обратно в зал тайного хранилища. Он достал из скрытого сейфа ключ и нажал потайную кнопку за мраморным распятием. Раздался тихий щелчок, и один из стеллажей бесшумно отъехал в сторону, открыв взору нержавеющую панель бронированной двери. Трижды провернув ключ против часовой стрелки, священник нажал на ручку. Электрический ток разбудил электронный механизм. Дверь защелкала, загудела и автоматически открылась. Отец Винетти вошел в скрытое от посторонних глаз помещение. Сработали датчики движения, и дверь автоматически закрылась за ним. Время нахождения внутри этой комнаты ограничивалось пятью минутами, после чего активировался режим безопасности второго уровня и менялся код, который кроме отца Винетти знал только Папа, его личный секретарь, председатель Епископской комиссии и начальник охраны. Для всех остальных существование секретной комнаты было тайной за семью печатями.