Похититель душ - Энн Бенсон

Впрочем, одна из свидетельниц нарисовала совсем иную картину. Она не отдала своего сына в надежде что-то за это получить. Она была худой, крошечной и казалась невероятно хрупкой в своей старой, запыленной одежде. Мне ужасно захотелось обнять ее, утешить, вытереть горькие слезы, которые, я не сомневалась, часто текли по ее щекам. Но она держала голову высоко, давая свои показания, и ни разу его преосвященству не пришлось попросить ее говорить громче. Я сразу поняла, что передо мной очень сильная женщина.

– Я Жанна, жена Жана Дарела. Во время прошлого праздника Святого Петра и Павла я возвращалась домой вместе с сыном. Мы покинули наш дом в приходе Сен-Симильен и отправились в Нант, где у меня были дела. Воспользовавшись этой возможностью, я решила навестить свою сестру Анжелику, которая живет недалеко от дворца, где мы все сейчас собрались. А еще я хотела побывать в соборе, чтобы сделать подношение и помолиться о душе моей умершей матери, что, как я знала, очень понравится сестре.

У нас бедная семья, милорды, и мы вынуждены всюду добираться пешком. Расстояние до Нанта немалое, но погода выдалась хорошая, и я решила, что дорога доставит нам удовольствие. Мы сходили в собор, а потом прекрасно провели время с моей сестрой; у нас с ней хорошие отношения, и она добрая тетушка, так что мой сын не возражал против того, чтобы пойти к ней, хотя мальчику его возраста дорога, наверное, показалась очень длинной. Как это всегда бывает в таких случаях, милорды, время пролетело быстро, и нам пришлось решать, остаться ли на ночь у сестры или вернуться домой. Но я не говорила, что мы можем задержаться, и боялась, что о нас будут беспокоиться. Поэтому мы попрощались и вышли от сестры, когда солнце клонилось к горизонту.

К тому времени мой сын проголодался, и я дала ему кусок хлеба, чтобы съел по дороге. Он его не доел, но мне показалось, что голод он утолил. Я понимала, что мальчик устал, потому что день выдался трудным и полным впечатлений, особенно для такого малыша. Часто, когда мы куда-нибудь ходили вместе, я играла с ним в прятки, чтобы он не жаловался, что ему скучно. Он прятался за деревом, а я его искала. Мой мальчик очень любил эту игру; он был еще недостаточно большим, чтобы прятаться как следует, и я часто улыбалась, представляя себе, что он думает, будто я его не вижу. Но иногда ему удавалось найти такое укрытие, что я начинала беспокоиться, а он в таких случаях никогда не показывался, несмотря на все мои увещевания.

Последнее, что я запомнила в ту ночь, – его маленькая ручка, виднеющаяся из-за дерева, а в ней зажат кусок хлеба. Я притворилась, будто ничего не заметила, и продолжала идти вперед. Я успокоилась, потому что знала, где он.

Я чувствовала его присутствие во время нашей игры, пока в какой-то момент вдруг на меня не напала страшная дрожь и я испугалась по непонятной для себя причине. Я повернулась в поисках сына, но его нигде не было видно. Он не позвал меня, поэтому я решила, что с ним все в порядке. Я думала, что он немного заблудился или очень хорошо спрятался. Но если меня охватил необъяснимый страх, он мог охватить и его, и мой мальчик мог испугаться и убежать дальше в лес. Я стала его звать, но он не откликался. Я прошла назад по дороге, потом бросилась вперед, когда не смогла его отыскать. Я больше его не видела и не знаю, что с ним случилось. Тот, кто забрал моего сына, так его мне и не вернул.

Договорив, женщина как-то сразу сникла и, понурившись, села на свое место.

Я почти не слышала следующих свидетелей. Сын Жанны Дарел беззвучно исчез в бархатной темноте леса, в то время как она была рядом, и она больше никогда его не видела и ничего о нем не слышала. Что может быть страшнее? В одно короткое мгновение вся твоя жизнь меняется, и то, что ты принимал за Божественную данность, перестает существовать. Все потеряно, разрушено, и тебе не за что ухватиться, чтобы сохранить равновесие.

Может быть, он встретился с той старой женщиной, которая бродит по лесным тропам и ищет заблудившихся детей, представляется им ласковой и доброй и совсем не опасной?

– Бог в помощь, дитя, – могла прошептать она, выглядывая из-за дерева. – Я вижу у тебя в руках корку хлеба, но у меня есть кое-что помягче, чтобы у тебя не болели зубки. Да-да, протяни мне ручку, и я отведу тебя туда, где ты получишь чудесное угощение… Нет, не нужно звать маму, не пугай ее, она рассердится, если ты ее встревожишь… Я потом приведу тебя к ней и уговорю не ругать, так что не стоит бояться ее гнева…

Малыши стремятся доверять людям, особенно тем, кого их учат уважать.

«Последнее, что я запомнила в ту ночь, – его маленькая ручка, виднеющаяся из-за дерева, а в ней зажат кусок хлеба».

Мы оставались в часовне до тех пор, пока не дали показания все свидетели, вызванные на этот день. Потом им сказали, что они свободны, но лишь немногие из них поднялись со своих мест, потому что заседание еще не закончилось. По рядам собравшихся пробежал удивленный шепот, когда были представлены новые документы. Я сразу узнала красивую папку в очень необычном переплете, с золотой застежкой, потому что видела ее в кабинете Жана де Малеструа.

Мне казалось, что я чувствую, как от нее исходят волны зла. Внутри лежали признания Анри и Пуату. Благословение Богу, их не стали читать вслух.

Мы ненадолго разошлись, чтобы немного отдохнуть и поесть. Когда мы вернемся в часовню, Жан де Тушеронд сделает несколько простых заявлений, и суд из религиозного превратится в светский. Жиль де Ре должен будет отвечать перед герцогом Иоанном V так же, как перед Богом в лице Жана де Малеструа и брата Блуина.

Но до этого еще было время, и мы с братом Демьеном могли позволить себе проскользнуть на кухню, где надеялись получить по тарелке супа и куску хлеба, а если повариха окажется в хорошем настроении, еще и что-нибудь сладкое. По дороге нам пришлось пройти сквозь толпу, собравшуюся перед дворцом в надежде узнать, как проходит процесс. Я остановилась и несколько мгновений просто стояла среди волнующихся людей. Брат Демьен прошел несколько шагов, прежде чем заметил, что я не иду за ним.

– Матушка? – позвал он меня. – Будет лучше, если вы не станете задерживаться.

Он взял меня за руку и потянул за собой.

– Идите, я вас догоню, – сказала я ему.

Он вздохнул, покачал головой, но не стал возражать.

Толпа сильно разрослась с тех пор, как утром мы вошли во дворец. Площадь перед ним была местом, где люди собирались по самым разным поводам: как правило, чтобы посмотреть на представление жонглеров или послушать менестрелей, иногда чтобы узнать какие-то важные новости. Подробности утренних свидетельств быстро распространились в городе, и сюда пришло невероятное количество народа. Разумеется, я не могла не обратить внимания на такое скопление и на гомон сердитых и взволнованных голосов.

Оказалось, что не я одна наблюдаю за происходящим; множество глаз было обращено на меня, и я чувствовала взоры, словно могла потрогать их руками. Я вышла из большой часовни, а следовательно, знала, что происходит внутри. Однако мои развевающиеся черные одежды меня защищали. Люди, глазевшие на меня, отворачивались, если я смотрела на них, лишь кто-то упорно не сводил с меня взгляда: я чувствовала это даже спиной. Обернувшись, я испытала неожиданную радость, узнав мадам ле Барбье.