Убийство со взломом - Колин Харрисон

Он съежился за машинами, не спуская глаз с Дженис, мысли лихорадочно метались, настроение то и дело менялось – от гнева к беспокойству, почти тошнотворному волнению. Им все больше овладевала идея, что все его трудности и его отчаяние – это лишь та высокая цена, какую требуется заплатить за возвращение Дженис. Они начнут все сызнова. Он перейдет на нормированную работу, и они станут проводить больше времени вместе. Это просто – найти работу в какой-нибудь юридической фирме в паре кварталов от Ратуши и, может быть, устроиться туда вместе с Берджером, когда тот в будущем завяжет с наркотиками; рабочий день его будет короче, а заколачивать для начала он станет тысяч сто в год – работа не пыльная, и крови на руках поменьше. Завершить дело Каротерса, поднять немыслимый шум и уйти и народить выводок детей. Он всей душой надеялся, что уже уплатил хорошую цену за то, чтобы поумнеть, и сможет теперь изменить свою жизнь, посвятив ее Дженис и тому, что станет для них общим. После стольких лет он был все еще без памяти влюблен, он знал это, а знание лишь обостряло влюбленность. Ее отсутствие заставляло желать ее с новой силой. Он любил ее и собирался сделать для нее все – она была так красива сейчас! в это мгновение! в своей синей юбке с острыми складками, с жемчужной ниткой на шее. Ее волосы, прекрасные темные волосы, которые он так любил перебирать, ерошить, были теперь подняты на затылке – а ему такая прическа особенно нравилась. Она стояла перед ним, ища ключи от дома и не чувствуя его близкого присутствия. Она не знала ни о Винни, ни об угрозах мэра, ни о том, что рассказал ему водитель хлебного фургона. Он поделится с ней всем и потом, попозже вечером позвонит репортерше. Он знал, что все в его жизни обретет свое место, едва он приблизится к ней и встретится с ней взглядом. Он вновь станет свободным.

Остановившись на крыльце, Дженис наклонилась, отпирая дверь, а потом исчезла внутри.

Питер Скаттергуд, покинутый муж, непокорный заместитель окружного прокурора, бывший посредственный игрок школьной баскетбольной команды, незаботливый сын матери, перенесшей хирургическую операцию, повернул за угол и направился по дорожке за дом. Окно кухни было освещено, и он вспомнил, как стоял на собственном своем заднем дворе во времена их с Дженис счастья и с каким удовольствием глядел он тогда на золотистый свет их освещенных окон. Он проскользнул в калитку в конце участка, продрался сквозь заросли, мимо шаткого и подгнившего садового столика, за которым неделю тому назад обедали маляры. Наверное, Дженис ждет теплых дней, чтобы привести в порядок двор. Может быть, он сможет ей помочь – да, он с радостью это сделает. Он с хрустом продавливал наст, не сводя глаз с окон. Если кто-нибудь в доме выглянет из окна второго или третьего этажа, его могут увидеть. Однако весна еще не наступила, и через несколько минут его фигуру поглотит тьма.

Кутаясь в толстые складки пальто, он, как вор, крался на задах дома, думая, как бы туда проникнуть. Кухонное окно было двойным. Оно открывалось наружу, располагаясь над раковиной. Одно из боковых оконцев на кривошипах было приоткрыто, и он подошел к нему так близко, что смог различить кружевную занавеску и часть стены. Он услышал плеск воды в раковине.

– …они продаются, – говорила его жена. Кран прикрутили, и возле него запели трубы. – Но по-моему, их опрыскивают каким-то снадобьем от насекомых, – продолжала она.

Так вот о чем говорят эти новоиспеченные любовники, радостно болтают о пустяках? Он потер уши руками в перчатках.

– Где это в феврале растут помидоры, как ты думаешь?

– В Калифорнии, наверное? – произнес голос Эппла, более хриплый, чем это показалось Питеру из их с ним разговора.

– Знаешь, помидоры из супермаркета и не помидоры вовсе. Это тепличные помидоры, и ценят их за удароустойчивость, если можно так выразиться.

– Что ж, это неудивительно, Джени, – отвечал Эппл.

Джени?

– А собирают их, конечно, зелеными, – продолжала Дженис, – и потом обрабатывают специальным газом, чтобы они покраснели.

Нож стукнулся о доску.

– Ты вино принесешь? – спросила его жена.

Питер услышал, как открылась и закрылась дверца холодильника, как скрипнула вытаскиваемая пробка. Эппл что-то пробормотал, затем – тишина секунд тридцать.

– Ладно, – счастливым голосом сказала его жена. – Пока достаточно, мистер Эппл.

– Чего достаточно-то? – услышал Питер слова Эппла. Стоя перед раковиной, Дженис обычно слегка наклонялась, невольно дерзко выставляя напоказ свою задницу, и он подходил и обнимал ее сзади, тиская обеими руками ее груди и, сладострастно прижимаясь к ней, иногда опускал руки, щупая ей в промежности. Ей когда-то это нравилось. Но сейчас мысль об этом, а возможно, долгое стояние под окном утомили его. Он опустился на корточки, холод, сковавший ступни, пробрался до колен. Внутри тоже все холодело. Темнота окончательно сгустилась, и никто теперь его не увидит. Трубы завыли опять – это Дженис мыла руки.

– Все! – возвестила она.

По всей вероятности, ужин готовил Эппл, потому что ужинать они перебрались в другое помещение. Он приник ухом к оконцу, но мог расслышать только невнятный гул разговора. Голос Дженис время от времени радостно и с облегчением взвивался вверх. Время шло, и ноги его совсем закоченели. Он разглядывал кривошип оконца и пришел к заключению, что может попытаться открыть окно пошире. Ухватившись за кривошип, он потянул окно на себя. Оно сдвинулось на полдюйма – дальше механизм не пускал. Но лишние полдюйма дали ему огромное преимущество – он увидел кухонный стол, на котором стояла бутылка вина и лежало полкочана салата. Кухня, недавно покрашенная, изобиловала всевозможными приспособлениями, купленными на деньги фондов, которые выбивала Дженис.

Он опять присел на корточки – ноги и уши ныли от холода. О его бедро стукался револьвер – интересно, не повредит ли холод механизм оружия. Он ждал.

Наконец Дженис поставила в раковину тарелки. Он бесшумно поднялся, потянулся к окну.

– Он хороший человек, Джон. Не надо так говорить.

Стоя над раковиной, его жена глядела на задний двор. Он мог разглядеть ее профиль, ее длинные ресницы. Она опустила голову, в трубах зашипела вода.

– Так приятно, что вода теплая. – Она рассеянно покачала головой. По бокам вдруг выползли две руки и обхватили ее. Она прикрыла глаза и, склонив голову, потерлась о руку щекой.

– Прости, – пробормотала она, схватив руку в свои, и медленно поцеловала волосатую поверхность. – Ты проявляешь такое терпение. Но на все это нужна уйма времени.

Они стояли покачиваясь. Питер повторил про себя слова Дженис. Она говорила о нем. Не значит ли это, что она сохранила к нему какое-то чувство? Нет, надо поговорить с ней, не откладывая. Поговорить! Он бросился по дорожке за угол Крисчен-стрит и ударил в дверь голыми костяшками пальцев с такой силой, что сердце заныло так, будто кровь в нем вдруг потекла в обратном направлении, а сосуды, перепутавшись, начали беспорядочную игру. Он постучал в дверь. Разве не этого движения он жаждал? Разве не знал он вот уже который день, что надо ему делать?