Слуги государевы. Курьер из Стамбула - Алексей Шкваров

— Ну, коль обеспечат…, — прозвучал чей-то голос ехидный.

Атаман нахмурился:

— Кто тама разговорчивый такой?

Есаулы вдоль строя поехали, выискивая. Боле никто не отзывался. Атаман продолжил:

— Ведите себя хорошо, как того требует служба и честь казачья, а коли что не так — запорю! Как Бог свят, запорю, не посмотрю на регалии и отличия. Ну, с Богом, ступайте!

Так и тронулись. Не сказать, что легко все решалось. Но ратманы — чиновники местные, новой властью русской поставленные, сначала было ерепенились, на скудность свою жаловались. Тогда Веселовский с Гринвальдом на казаков показывали и предлагали. На выбор — иль бумагу казенную, по которой деньги за фураж и провиант полученный полагались, иль на казаков кивали. Руками разводили:

— Сами, что ль, не понимаете?

Тогда и согласие быстро достигалось. Так и ехали далее. По пути Ефремов казака одного кликнул, что с одного городка с Лощилиным был. В полк прибыл совсем недавно. Тот рассказал охотно:

— Живут справно. Данила атаманствует. Круг казачий выбрал. Жинка у него работящая, да и сын в отцов корень пошел. Только что волосьями светел. Но казак справный будет. По-нашенски уже говорят, только коряво ищо.

Веселовский спросил Ефремова:

— А что, Данила Ефремович, не могли тогда и Лощилина по доносу взять?

— Могли, — согласился атаман, — покудова на русской земле были. А как на Дон попал, то нет, — заявил уверенно.

— А что, Дон — не русская земля?

— Не-а, казацкая, — зевнул, в седле покачиваясь, рот перекрестил.

— А что, казаки — не русские будут?

— Казаки — это, капитан, казаки! — назидательно посмотрел атаман.

— Это уж точно! — усмехнулся Веселовский.

Но хоть порадовался Алеша за счастье Лощилинское. Дошли до Вазы вместе с полком Ефремова, попрощались сердечно. Казаки в корпусе генерала Штоффельна остались, а офицеры в путь обратный тронулись.

Отто Мейергельм болел тяжело. То купание в ледяной воде Кеми не прошло даром. Мать с дочерью ухаживали как могли. Эва приказала кучеру заложить карету и отправилась в Стокгольм. За врачом. Их старый знакомый доктор Хальман откликнулся незамедлительно, и назад они уже ехали вместе. Хальман осмотрел отца. Головой покачал сокрушенно. В гостиной, за столом широким обеденным, отодвинув чашки в сторону, рецепты выписывал старательно.

— Вот, — протянул бумажки, — это необходимо купить в Стокгольме. Здесь паллиативы, немного опиума. Это снимет боли. Однако прошу не злоупотреблять, ибо сильны лекарства. В остальном — постельный режим, тепло, покой, спокойствие. Хорошо ванны мыльные в положении сидячем. И уповать будем на милость Божию.

Вновь Эва отправилась в столицу. Лекарств привезла. В Стокгольме в дом их городской заглянула. Отцу пришел кунверт казенный, с печатью королевской. С собой захватила. Мейергельм вскрыл письмо. Быстро пробежал глазами. На подушку обессилено откинулся:

— Указ Королевский. Отставку подтвердили. Пенсию пожаловали. Целых триста талеров. Пожизненно. Так что, милые мои, не переживайте. Проживем.

— Да мы и так не бедствовали, батюшка. — Эва присела на краешек кровати, одеяло поправила.

— Знаю, доченька, — отец смотрел ласково. — Умницы вы с матушкой. Только замуж тебе пора. Что толку с больным-то дни свои коротать. В Стокгольм бы переехала. Там и женихов поболе. Нашла б себе достойного, — устал говорить майор отставной.

— Успеется, батюшка. Вот выздоровеешь, сам и подыщешь жениха хорошего. Не думай об этом. Выздоравливай. А мы с матушкой ухаживать будем.

— Ну ступай, ступай, доченька. Посплю я. Устал.

Эва тихонько дверь за собой затворила. К матери вышла. София стояла у окна в гостиной. Высматривала что-то. Снаружи доносился шум.

— Что там такое, матушка? — Эва обняла мать за плечи, прижалась.

— Не знаю, Эва. Крестьяне собрались. Шумят почему-то.

— Тогда я выйду к ним. Узнаю.

— Только будь осторожна, Эва.

— Обещаю, матушка.

Отголоски страшного восстания, начатого далекарлийцами, докатились и до Седерманланда. Не обошли они и скромный Уллаберг. Данией подстрекаемые, поднялись крестьяне сперва этой провинции, взялись за оружие и, вызывая остальные области Швеции к выступлению, двинулись на Стокгольм. Мести требовали и виновных в несчастиях, Швецию постигших, выдать толпе. Чувствовалась рука Дании. Помимо мести, крестьяне возмутившиеся требовали признания наследником престола объявить Принца датского. Мятежников возглавили майор полка Далекарлийского Врангель и некий Густав Шедин, служивший прежде солдатом в прусской армии, а ныне бывший счетоводом на одном из заводов той же провинции.

Крестьяне, ружьями и мушкетами вооруженные, числом более шести тысяч, пошли на столицу. Напрасно отправлен был им навстречу полк гвардейский. Солдаты отказались действовать против соотечественников своих. Мало того, и пушки им свои передали. Далекарлийцы вошли в город. Сенатор, граф Адлерфельд, пытался обратиться к ним с речью, успокоить разбушевавшуюся толпу. Убили несчастного. Гвардейцам вновь приказано было усмирить бунтовщиков, но солдаты не повиновались. На счастье всех жителей мирных столицы, всячески страдавших от обид и притеснений толпы распоясавшейся, в гавань в тот самый день вошли галеры. Флот вернулся от берегов Финляндии, где неудачное дело имел против генерала Кейта. Войска, высадившиеся в гавани, знать ничего не знали о случившемся, а потому труда не составило им рассеять крестьян возмутившихся и арестовать зачинщиков. Шедину, не мешкая, отрубили голову, а майора Врангеля лишили чинов и дворянства и осудили на вечное заключение.

Кабы так быстро не справились с далекарлийцами, то возмущение сделалось бы общим. И другие провинции — Упландская, Седерманландская, Смоландская и Скания — готовы были примкнуть к мятежу.

— Что шумят-то? — подошла Эва к кучеру, наблюдавшему за сборищем крестьян у границ поместья Мейергельма.

Старик Мельстрем оглянулся на молодую хозяйку. Трубочку посасывал.

— Да Принца датского на престол наш требуют.

— Да мы ж с датчанами вечно врагами были, — удивилась девушка.

— Да шут их разберет! Сами не знают, чего хотят. Шли бы вы, госпожа, в дом, кто знает, что на уме у них. Небось, к бутылке не раз уж приложились.

Эва, опечаленная, вернулась к матери. Крестьяне, правда, пошумели, пошумели, да так и разошлись. Обошлось.

Датский Король успокоиться не мог. Войсками угрожал. Один корпус в Зеландии собрался, на Сканию нацеливаясь. Другой близ норвежской границы обретался. Шведы стянули все сухопутные силы к Норвегии, корпус в 7000 послали в Сканию, флоту дано было приказание снова готовиться к отплытию.

Сразу сдвинулись и переговоры мирные в Або. Обе стороны стремились завершить дебаты побыстрее. Все пошли на уступки. Русские отказались от большей части завоеванных земель в Финляндии, оставив за собой территории южного Саволакса с крепостью Нейшлот и все, что лежало восточнее реки Кюмень.