История Византийской империи. Том 3. Период Македонской династии (867-1057 гг.) - Федор Успенский

Романа его старших сыновей. Принимал ли в этом участие Константин Порфирородный, на это нет никаких указаний. Более определенно объясняется повод к неудовольствиям царя Стефана и его братьев тем известием, будто Роман в конце своей жизни сознал непригодность своих сыновей и думал составить завещание о наследстве в пользу Константина Порфирородного. Так или иначе, в 944 г. против Романа составился заговор, во главе которого находился сын его Стефан [122], участниками названы незначительные лица: монахи Мариан и Василий и Мануил Куртикий. Более подробностей сообщает латинский писатель Лиудпранд, известиями которого мы часто будем пользоваться в дальнейшем изложении. По его словам, царевичи ввели во дворец вооруженный отряд и, захватив старика Романа, очевидно мало имевшего популярности, ограничились ссылкой его на остров Проти. Латинский епископ добавляет, что было намерение лишить власти и Константина, но что этого не удалось сделать из боязни народного возмущения.

Вслед за свержением Романа некоторое время у власти оставались сыновья его, но они не пользовались никаким авторитетом и уронили себя своим неизвинительным поведением по отношению к отцу. В общественном сознании стали быстро вырастать права полузабытого и оттесненного на задний план Константина, который и сам начал иначе оценивать свое положение. Цари Стефан и Константин должны были уступить законному наследнику, над которым в течение двух десятилетий с лишком тяжелым гнетом лежала тирания Романа. Спустя 40 дней после низложения последнего Константин Порфирородный решился окончательно освободиться от семьи Лакапинов и приказал преданным ему лицам схватить их и отправить в ссылку на острова, где они были пострижены в монахи. Через несколько времени низверженные цари семьи Лакапина встретились на острове Проти. Увидев своего отца в монашеском одеянии, лишенные власти, сыновья его испытали, говорит летописец, невыносимую печаль. Роман будто бы сказал: «Я родил детей и возвеличил их, они же отвергли меня». Затем Стефан был сослан в Приконнис, на Мраморн. море, через несколько времени местом ссылки для него назначен был Родос, а лотом Митилена, где он и умер в 963 г.; Константина заключили в Тенедосе, а потом перевели в Самофракию, где он был убит при попытке поднять восстание. Сын Христофора Михаил, также носивший корону и царский сан, был лишен царской чести, пострижен в монахи, но сохранил свободу и пользовался высокими официальными званиями магистра и ректора. Но политическое значение дома Лакапина было бесповоротно сломлено. Хотя отмечено несколько попыток возвратить к власти Романа или сына его Стефана, но Константин легко справлялся с заговорщиками, подвергая их жестоким наказаниям. В 948 г. мирно скончался на Проти Роман Лакапин, сыгравший в истории Византии исключительную роль и, между прочим, оказавший большое влияние на утверждение принципа наследственности царской власти.

Наконец окончились для действительного и законного преемника престола продолжительные годы невольного удаления от дел, притворного подчинения и благодушного перенесения всяческих оскорблений. С 945 г. Константин VII остается единодержавным распорядителем судеб империи, его более не могли тревожить тайные козни устраненной семьи Лакапинов, приверженцы которой держались еще некоторое время в патриаршем дворце около Феофилакта и на островах около его старших братьев, содержавшихся под надежной охраной. Первой заботой Константина и окружавших его лиц, между которыми значительная доля участия в делах должна быть отнесена на долю супруги царя, было изменить состав военной и гражданской администрации с той целью, чтобы предоставить все наиболее важные должности новым лицам, или доказавшим уже приверженность к Македонской династии, или связанным с ней землячеством, — разумеем множество имен и целых семей, с честью служивших империи и лично приверженных к Македонскому дому, армянского происхождения. Известно, что военная и морская команды и заведование отрядами наемных военных дружин доверяемы были всегда наиболее верным и надежным лицам, так как адмиралы флота и главнокомандующие военными силами, в особенности гвардией, часто были распорядителями судеб империи и династии. И вот

Константин начал основательную чистку в военных сферах. Прежде всего удалены были начальник гвардейских частей, или доместик схол, Панфирий, родственник Романа, вместе с ним друнгарий флота Радин, как наиболее близкие к павшей династии чины. Выбор заместителей определялся самым положением вещей, и нужно признать, что Константин имел большое счастие опереться на лучших людей того времени.

Следует припомнить, что Лакапины в своих честолюбивых притязаниях встретили серьезных соперников в лице Льва и Барды, имевших прозвание Фока. Что было натуральней при начавшейся реакции против старого порядка, как выдвинуть фамилию Фоки, которая не только могла разделять с Константином VII чувства обиды и недовольства старым порядком, но вместе с тем представляла собой большую материальную и духовную силу, весьма полезную для вновь организовавшейся правительственной системы? Представителем фамилии Фоки был Варда, брат того Льва Фоки, который проиграл партию в борьбе с Романом двадцать с лишком лет тому назад и был ослеплен. Ему был передан важный военный пост доместика схол вместе с саном магистра. Сыновьям Варды поручены были важнейшие военные начальственные места в азиатских фемах. Никифор Фока, будущий император и знаменитый воитель, назначен стратигом анатолийской фемы, Лев — стратигом каппадокийской, а Константин — селевкийской. Равным образом командование флотом после отставки Радина поручено было Константину Гонгиле, еще при матери Константина VII Зое призванному к высшим служебным званиям. Наконец, главное начальство над иноземными дружинами возложено было на Василия Петина, который вместе с тем возведен в патрикии. Из других лиц, выдвинувшихся с переходом власти к Константину Порфирородному, укажем Мариана Аргира, возведенного в сан патрикия и комита, или начальника конюшенного ведомства, Мануила Куртикия, также получившего сан патрикия и начальника царской стражи, или друнгария виглы. До известной степени обезопасив себя этими новыми назначениями от сторонников павшей династии, царь Константин не провел, однако, до беспощадных последствий своей системы и принужден был впоследствии, когда вновь возникали попытки возвратить к власти сыновей Лакапина, принимать против остававшихся сторонников их разные оборонительные меры. Трудно составить точное понятие о характере самостоятельного правления Порфирородного. Он достиг единодержавия в возрасте, близком к сорокалетнему. При благоприятных обстоятельствах это мог бы быть период полного развития сил и накопленного опыта и знания. Но Константин прошел суровую школу «подчинения», и, будучи по природе наделен гуманными качествами и мягкостью характера, он мало был подготовлен к практической жизни, и в особенности к государственной деятельности. Слишком доверяясь во всем, что касалось правительственных дел, приближенным лицам и предоставив много власти честолюбивой и гордой царице Елене, он не был в состоянии изменить нравов своего времени и окружающего его общества и в общем заботился более всего о том, чтобы не иметь помех в своих кабинетных занятиях, в которых сначала он искал забвения, а потом, конечно, находил полное удовлетворение и, вероятно, наслаждение. Таким образом, Константин не имел ни желания, ни особенных побуждений, хотя бы из честолюбия, изменить свой образ жизни, с которым он сжился и который ставил его весьма далеко от реальных государственных нужд. Читателя может пленять его доброта, кротость, семейные добродетели; можно приписывать ему много похвал за необыкновенно удачные его личные литературные труды и за просвещенное покровительство обширным научным предприятиям, которые без него, может быть, никогда бы не осуществились, за его любовь к просветительным учреждениям и искусству, которому он также уделял много времени; но вместе с тем не следует закрывать глаза и на то, что как правитель, допустивший поборы, взяточничество, продажу должностей и нарушение закона как в столице, так и в провинциях, Константин VII не выделяется из большинства посредственностей, занимавших византийский престол. Для историка, желающего дать характеристику Константина VII, встречаются немаловажные к тому трудности в состоянии самых источников, которые частию утрачены, частию же составлены в его царствование и до некоторой степени по его внушению. В этой литературе, весьма сочувственно говорящей о Константине, нужно различать реальное от фиктивного, благие пожелания от практического их исполнения. Чувства и желания, которыми так обильны предисловия в новеллах X в. и которыми часто щеголяет сам царственный писатель, суть условные и весьма субъективные понятия, которые приятны для слуха и составляют достойный образец для подражания, но не переходят в подвиг и конкретный факт. В качестве доброго человека и просвещенного государя, воспитанного в лучшей школе того времени и дорожившего высокими преданиями Римской империи, Константин весьма высоко полагал и славу Македонского дома, так что, конечно, в его тайные расчеты входило обессмертить свое имя большими благотворительными и просветительными учреждениями. В одном месте его сочинения «Об управлении империей» так характеризуется его взгляд, выраженный косвенно в приложении к Роману Лакапину.