Джек-потрошитель с Крещатика - Лада Лузина

— Я не умею говорить красивых слов, — сказал князь.

— Ясно… «Я старый солдат и не знаю слов любви».

— Я вовсе не стар.

— Это шутка.

— Вы шутите со мной? — оскорбленно поджал губы он. — А ведь для меня все очень серьезно. Клянусь, если вы откажете мне, я умру во цвете лет, застрелюсь, и да падет моя гибель на вашу неприступную душу! — произнес он с пафосом.

И Дашина душа затрепетала и разом утратила всю свою неприступность. Князь Рюмский стремительно приблизился, впился губами в ее губы, впечатывая ее в стенку, чуть не столкнув с пьедестала огромную вазу с пышным букетом разноцветных пушистых страусовых перьев. Он прижимался к ней всем своим невысоким, но сильным и страстным телом, его рука приподняла созданную Врубелем пышную юбку-радугу, пробралась через все оборки и кружева мадам Манон…

Все развивалось слишком быстро, но Чуб была не уверена, что хочет сопротивляться.

«А если его утащит сейчас прямо в ад?» — пискнула последняя оставшаяся в живых здравая мысль.

Веселая ирландская песня прервалась. Пепита завизжала, как целое семейство свиней в канун Пасхи.

— Остановитесь! — раздалось громогласное.

Нежданный гром среди ясного неба встретили множество возмущенных, испуганных, визжащих голосов:

— Кто вы?

— …непозволительно!

— Полиция…

— Помилуйте, сударь, какая полиция?..

— Кто этот разбойник?

Силой вырвавшись из объятий князя, Чуб перегнулась через опоясывающий весь второй этаж балкон и увидела, что по мраморной лестнице едет лошадь, а на ней, с саблей наголо и перекошенным от крика ртом, восседает поручик Дусин.

— Остановитесь Коко… Не верьте ему! — крикнул он и пришпорил свою гнедую. — Князь Рюмский не влюблен в вас. Он заключил со мной пари, что возьмет вас в первый же вечер… мерзавец, сколько денег ты заплатил?

— Неважно, — князь крепко обхватил Дашино запястье. — Если ее можно купить за деньги, то этим сказано все!

— Ты не выиграл! — крикнул Дусин.

— Ты помешал мне… еще немного, и она была бы моей! Прямо здесь, в коридоре.

Чуб почувствовала, как ее лицо краснеет от нелицеприятной правды. И все же — неправды.

— Не смей врать, ты мне ничего не платил! — Даша вырвала руку и засадила освобожденной ладонью князю по морде.

— Грязная девка! — взорвался тот.

— Ты оскорбил Коко! Я вызываю тебя на дуэль. Считай, что это не ее, а моя пощечина, — Дусин сорвал с руки перчатку и швырнул ее князю.

И лишь сейчас Даша вспомнила, что снова забыла надеть печатки. Похоже, у нее во веки веков будет только одна заветная дверь…

— Завтра утром я жду ваших секундантов. Вы не должны здесь оставаться, Коко! — Дусин наклонился, протягивая ей руку, и Даша, видевшая этот жест в кино тысячи раз, автоматом подалась к нему.

Одним движением он втянул ее на лошадь, посадил впереди себя.

— Вы моя единственная любовь, Коко, — крикнул он ей прямо в ухо.

— А вы, Дусин, меня таки удивили!

— Вы станете моей женой?

— Я подумаю! Зови меня Дашей, — разрешила она. — А твоя лошадь точно умеет спускаться с лестницы?

Поручик промычал в ответ нечто невразумительное, показавшееся его спутнице неудовлетворительным, и она достала из кармана свой проверенный дезик.

Какая разница? Что бы не увидели местные джентльмены, они все равно никогда ничего не расскажут полиции, — тупо струсят.

Чуб оказалась права.

Никто из тайных посетителей дома мадам Манон не признался никому (некоторые не признались даже себе!), что в тот вечер они увидели, как гнедая в яблоках лошадь заржала от изумления, оторвалась от земли и, подобно Пегасу, плавно пролетела над ступенями, над головами обезумевших фрачников, над застывшей с открытым ртом бородатой Пепитой…

И, оставив на натертом мастикой полу круглую теплую и коричневую лепешку в подарок, исчезла на темной Ямской улице.

3 ноября, по старому стилю, 1888 года

Холод бывает уютным, когда так приятно кутать зябкие плечи в плед и смотреть на серый неуют заоконья, и знать, что плед защищает тебя от него, и твой дом защищает, и трескучий огонь в печи.

Непогода загоняет нас в дом… заставляя отказаться от внешних дел и заняться домашними делами.

Непогода порой загоняет нас и в иной дом, в нашу душу — где тоже пора навести порядок и насладиться уютом пребывания в своем внутреннем мире.

Он — тоже наш дом!

И именно он останется нашим домом — домовиной и после смерти.

У одних он похож на узкий темный чулан, у других— на бескрайний дворец с просторным балконом и балюстрадой, с видом на океан… и если внутри вас дворец, не важно, что вы живете в чулане.

Так думала Даша Чуб, лежа ранним темным утром 3 ноября на продавленной койке в меблирашках мадам Кукушикиной, неторопливо затягиваясь папироской и вспоминая свой разговор с Миром.

Возможно, ад более локален. Ад — всего лишь твоя собственная душа. Представь себе, что твоя душа — это дом, в котором ты будешь жить после смерти. И если в твоей душе царят лишь мрак, чернота, страсти, печали… помни: каждый сам себе ад!

Привстав, Даша поймала стаканом поздне-осеннюю муху на подоконнике, слегка приподняв край стакана, выпустила в него табачный дым изо рта и показала на итог рукой:

— Вот это и есть ад. Твоя собственная коробочка. Или дворец, кому как повезет…

Она больше не пугалась страшного слова из двух букв, не сомневалась, что из нее получится отличный каменщик, плотник и даже монтажник-высотник собственной души… как только она разберется со странным и стремным неразъясненным пятничным сном.

Выпустив несчастную муху, загасив папироску в стакане, Чуб удовлетворенно прикрыла глаза и снова уснула, глядя на размеренно раскачивающиеся ветви деревьев, словно укачивающих в гамаке веток ее беспокойную душу… а когда, часа три спустя, яркий солнечный свет снова разомкнул ее веки, рядом на краю кровати, закутавшись в плед, сидела дрожащая Акнир.

— Я не буду с тобой разговаривать… ясно? — недобро поприветствовала блудную предательницу Даша. — Пока ты не расскажешь мне правду о том, как обманула меня и Машу. Что у вас с Врубелем?

— Я никого не обманывала, — зуб Акнир не попадал на зуб. Ведьма казалась неверной тенью самой себя. — Я не знаю никакой правды, клянусь Уроборосом!.. Я не знаю, о чем он говорил в соборе, почему рисовал меня… Сколько меня не было тут?