Седьмая казнь - Джеймс Роллинс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему женской ипостаси? – полюбопытствовал Монк.
– Думаю, что первой обнаружила лекарство именно женщина, возможно, древнееврейская исследовательница, которая пришла к слонам в сопровождении льва. Потому-то старая слониха так встретила Джейн и Рохо. Или женскую ипостась бога выбрали потому, что микроб наносит генетические повреждения отпрыскам мужского пола заболевших. – Грей пожал плечами. – В любом случае, думаю, бога снов выбрали из-за странных видений, которые микроб вызывает в мозгу нового носителя.
Грей решил пропустить теории о том, что микроб, возможно, способен записывать яркие воспоминания и повторять их, и продолжил рассказ об исторических событиях:
– Во время бурных войн в Египте около тысяча трехсотого года до нашей эры, примерно сто лет спустя после казней, жрецы испугались, что знание может быть утрачено, и возвели гробницу в честь своей богини. Они выгравировали картинки-описания приготовления лекарства и оставили само средство в мумифицированном теле, сохраненном особым способом.
– Где оно и было захоронено на тысячи лет, – вставил Монк.
– Но ничто не остается захороненным навечно, все секреты рано или поздно раскрываются. Кто-то из местных жителей знал о гробнице. Возможно, это были потомки нубийских слуг тех жрецов, которые и передавали рассказ из поколения в поколение. И однажды в поисках истоков Нила к ним явился британский исследователь. Этого человека туземцы боготворили.
Грей перевел взгляд на тело на столе, зная, как много хорошего совершил в Африке Дэвид Ливингстон, помогая людям и сражаясь против работорговли.
– В знак особого расположения африканцы рассказали Ливингстону о гробнице и даже подарили некоторые артефакты. Потом, желая, возможно, сохранить тайну, но все же передать ее следующим поколениям, Ливингстон рассказал обо всем в зашифрованных письмах своему другу, Стэнли. А после смерти его тело превратили в такой же сосуд, как и женщину на троне: мумифицировали и уложили в гроб из сливового дерева мобола.
Илеара грустно покачала головой.
– В конце девятнадцатого века кто-то пробрался в Британский музей и распечатал один из артефактов Ливингстона, выпустив страшную болезнь на свет.
Грей снова взглянул на часы.
Опаздываю.
Он повернулся к Монку.
– Пейнтер и Кэт лучше знают ту часть истории о Тесле, Марке Твене и Стэнли. Так что спроси лучше жену, она расскажет. Или Пейнтера спроси. Я слышал, его выпустили из карантина. – Он потер руки. – Мне надо идти. У меня свидание с одной дамой, которая очень не любит опозданий. И я бы не хотел ей говорить, что опоздал из-за тебя.
Коккалис поспешно поднял руки.
– Иди-иди, вот уж не хочу попасть к Сейхан в черный список.
Пирс прошел по коридорам огромного медицинского центра, где шла битва со страшной болезнью, и, взяв такси, дал водителю адрес, который оставила ему Сейхан. Этот обед она устраивала как-то уж очень таинственно, что, зная Сейхан, могло вызвать некоторое беспокойство.
Когда машина остановилась, Грей увидел длинную очередь. Он выбрался из машины, прикрывая глаза от солнца ладонью. Где же…
Чьи-то пальцы впились ему в локоть.
– Ты опоздал.
– Монк иногда такой болтун…
Сейхан увлекла его сквозь толпу и за угол здания. Пирс с удивлением смотрел на открывшийся вид. Прямо перед ними возвышался «Лондонский глаз» – огромное колесо обозрения на берегу Темзы, в каждой просторной застекленной кабине которого могло поместиться десятка два пассажиров.
Сейхан потащила его к началу очереди.
– Ты хоть знаешь, сколько стоит держать эту штуковину на месте? Почему я просила тебя приехать вовремя?
– А что мы?..
– Умолкни.
Она провела его по наклонной дорожке к стеклянной кабине. Внутри был накрыт стол с тончайшей скатертью, салфетками и хрустальными бокалами. На сервировочной тележке серебряные крышки скрывали кулинарные шедевры, в ведерке со льдом стыла бутылка шампанского.
Сейхан втолкнула его внутрь и махнула механику колеса. Затем, раскрасневшаяся, повернулась к Грею:
– Тебя сложно удивить.
– Что и помогает мне оставаться в живых, – улыбнулся он в ответ.
Кабинка двинулась, и Сейхан, шагнув вперед, обняла Грея.
– Значит, ночью мне придется постараться как следует.
– С удовольствием приму участие.
– Уж пожалуйста.
Они сели рядом, не притрагиваясь к еде. Кабинка медленно плыла вверх, открывая перед пассажирами великолепные виды Лондона.
– К чему такие сложности? Хватило бы гамбургера с пивом. – Грей притянул Сейхан поближе. – Гораздо важнее – с кем обедать.
– Я подумала, устроим себе праздник.
– Но почему ты решила… – Взгляд Пирса стал острее. – Дерек и Джейн катались на колесе обозрения в Хартуме, и ты решила повторить это!
Сейхан улыбнулась:
– От тебя ничего не скроется… Не оставлять же все радости жизни другим!
Грей вздохнул, понимая, как редко им выпадают такие мгновения. Очевидно, напоминание об этом частично входило в намерения Сейхан. Это ощущение словно повисло между ними в воздухе, как невысказанный вопрос. Признают ли они, что есть силы, не дающие им проводить время вот так, вдвоем и счастливо, и достанет ли у них мужества вырваться на волю?
Они молчали, наслаждаясь моментом.
Сейхан шевельнулась на сиденье.
– Звонила Кэт. Хотела мне кое-что сообщить.
– Что?
Взгляд женщины сосредоточился на другом берегу реки.
– Вчера в Канаде на могиле Антона Михайлова кто-то оставил белую розу.
Он понимал причины беспокойства Сейхан. Бледная убийца исчезла из африканского леса. Женщина, чье имя им было теперь известно.
Валя Михайлова.
Грей взял Сейхан за руку.
– Нельзя утверждать наверняка, что это…
Она перевернула руку ладонью вверх и сплела пальцы с пальцами Грея.
– Один из лепестков белой розы был черным.
23 часа 38 минут по восточному летнему времени
– К тебе гости, – объявила Кэт, входя в комнату.
Пейнтер выпрямился на больничной койке.
Наконец-то.
Он провел взаперти в инфекционном отделении медицинского центра имени Фрэнсиса Крика слишком много времени. Его лечили, делали анализы, наблюдали за состоянием. Пейнтер был рад любому развлечению.
Из-за двери выглянула Сафия.
– Пришла проведать нашего больного. – Она вошла и втащила за собой букет воздушных шариков. – Подумала, может, получится тебя развеселить.