Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

– Наш друг уже наверху, экселенц.

Ламме впустил гостей и запер дверь.

– Ну и как он тебе? – спросил барон, отдавая ему плащ.

– Злобен, – коротко резюмировал он и провёл всех в свою комнатушку.

Филипп Топперт на вид был человеком простым. Скорее напоминал кузнеца или гончара, что ещё не выкупил статуса мастера. По его неброской одежде и представить было нельзя, что этот человек имеет лавку на рынке и несколько складов. А когда Волков вошёл, он встал и низко поклонился ему:

– Для меня большая честь знакомство с вами.

– Вы знаете меня? – спросил барон, протягивая торговцу руку.

– Конечно, – отвечал Топперт, с почтением пожимая её. – Они так бахвалятся своим ван дер Пильсом, что противно слушать. А тут вдруг нашёлся кто-то, кто утёр ему нос.

– Они? Это вы про местных еретиков?

– Про них, про них, господин генерал, – кивал купец. – Как они радовались, когда он побил вашего маршала!

– Прошу вас, господа, садитесь, – предложил Фриц Ламме, указывая на стулья возле стола. – Вот вино, сыр.

– Сильно радовались? – спросил барон, усаживаясь.

– Праздник устроили, когда сюда дошла весть о том, что он победил, – подтвердил Топперт. – Уже думали, куда его селить будут, когда он возьмёт город. Думали, что ему подарят.

– Да не вышло у подлецов, – продолжил рассказ Фриц Ламме, разливая вино в стаканы.

– Не вышло, не вышло, – кивал горожанин, – этот их ван дер Пильс так и застрял там, к городу так и не пошёл, а потом и вовсе увёл своих ублюдков к себе на север. То-то наши еретики печалились. Ах, как они злились. И многие знают, что задержали его вы, господин генерал. Уж и не знаю, как у вас то вышло.

– Промыслом Божьим, – отвечал Волков, поднимая свой стакан, – одним лишь промыслом Божьим, и за то давайте выпьем.

Все выпили, стали закусывать кусками сыра, ели все с одного блюда, и барон ел, и никакой разницы промеж них не было. В комнатушке горела одна неяркая лампа, было прохладно, так как Сыч не топил печь, экономил, наверное. Но Волков пришёл сюда не сыр есть.

– Расскажите мне, любезный Топперт, что происходит в городе?

– А что же вас интересует, господин генерал?

– Всё. Всё, любезный господин Топперт; в первую очередь – чем живёт этот город и кто тут главный.

– Ну, чем живёт, вы и без меня видели. Торговля идёт бойкая, лодки и баржи у пристаней в очереди стоят, чтобы выгрузиться и погрузиться. С востока, из Эксонии, с тамошних рудников, по реке приплывает серебро; с юга, из Ребенрее, – зерно, шерсть-сырец, хмель, овёс, ячмень и прочее; с севера, будь он проклят, товары. Железо, плуги, крашеное сукно. Стекло. Оружие. Да всего и не перечислить. Народец в город прибывает и прибывает со всех концов. Оттого и дороговизна тут у нас такая. Людишки и свободные приходят, и беглые крепостные. Город почти никого из беглых не выдаёт. Плевать он хотел на всех сеньоров, кроме некоторых, что близко живут.

– Да, вижу, что торговля тут идёт, что серебра тут много. Ну а кто в городе заправляет? – спрашивает генерал. – Кто здесь первый нобиль?

Горожанин чуть задумывается и потом отвечает:

– Я уж и не скажу, кто тут у нас первый. Знатных торговых домов тут много… Пожалуй, первые из них, что приходят на ум… буду называть по влиянию – дом Баасов: первые землевладельцы города, держат в руках всю торговлю льном, просом, лошадьми торгуют. Не брезгуют давать деньги в рост. Банкиры, менялы.

– Конечно же, еретики? – уточнил Волков.

– Конечно же… – продолжал Топперт. – Дальше – дом Камерфегенов: лошади, перевозки, причалы, склады. Торговля всякая. Опять же деньги в рост.

– Тоже еретики?

– Нет, эти веры истинной. Но деньги в рост дают, не стесняются. Дальше – Модест Хоббер. Этот… – тут торговец сделал паузу. – Этот, в общем-то, человек неплохой. Как и я, родился здесь, жертвует на храмы, один из первых купцов города, разбогател на торговле солодом и хмелем, второе лицо в гильдии пивоваров. Человек в городе не последний, их гильдия выставляет сто восемьдесят человек с хорошим оружием. Пятьдесят из них арбалетчики. Его слово в городе значимо.

– Вы с ним хорошо знакомы? – интересуется барон.

– Мы раскланиваемся, ходим в одну церковь, наши сыновья поют в одном хоре, но добрым своим знакомцем я бы его не назвал. Он высокомерен, считает таких, как я, не ровней себе, – отвечал Топперт. – Я для него мелок.

Тут торговец допил своё вино, и барону послышались в его голосе нотки обиды. Сыч сразу налил ему ещё, до краёв. Сыч знал, что делать: ты давай пей и говори.

– Кто ещё? – продолжал спрашивать Волков.

– Их тут много, какого магистра ни возьми – а у нас их двенадцать, кроме бургомистра, – так за ним либо торговый дом, либо гильдия какая стоит. Из крупных, пожалуй, вспомню ещё дом Сартори.

– Сартори? – Волков заинтересовался. – Наверное, банкиры?

– Банкиры, менялы, – морщится торговец, как от чего-то неприятного. – Появились здесь всего, наверное, года три назад, но встали крепко. Уж больно хороший у них капитал.

Волков подставил свой опустевший стакан Сычу: наливай; а сам, уловив уже главную черту торговца, и говорит:

– Чёртовы пришлые. Они захватывают весь город.

– Истинно так! – восклицает Топперт. Он смотрит на барона, как на человека, хорошо его понимающего. Даже стучит себя в грудь ладонью. – Истинно так, господин генерал. Семь лет назад братья Баас, Вилли и Кай, припёрлись сюда, едва в городе утихла болезнь. Нищая сволочь, бродяги, поганые еретики. Занимались тем, чем никто не хотел заниматься. Собирали мертвецов по городу. Брали подряды на очистку домов от мёртвых. Должны были хоронить или сжигать мёртвых, а они отвозили их вниз по течению и кидали в реку, о том все знают, все! А сами на заработанные деньги скупали дома с неупокоенными; говорят, что лачуги бедняков у восточной стены покупали за пять талеров, ежели не находился родственник. Пять талеров! Сейчас за такие деньги даже худого мерина не купить. Это всё бывший бургомистр! Сволочь и вор был редкий. А эти безбожные ублюдки из тех лачуг покойников даже и не вытаскивали, они просто сожгли домишки, ведь им не дома были нужны, а участки, – Фриц Ламме снова наполнил стакан рассказчика, и тот, отпив глоток, продолжал: – А недавно, на прошлом большом городском пиру, ублюдок Вилли Баас напился и хвастался, что за два первых года, что тут живут, они с братцем заработали восемьдесят тысяч талеров. На мертвецах и скупке домов. А сейчас про них говорят,