Сын - Филипп Майер

Это то, о чем говорил отец. Людям нужно, чтобы ими правили. Бедняку важно чувствовать свою причастность, хотя бы мысленную, к богатству и успеху. Он редко задумывается, что его нищета и богатство соседа неразрывно связаны, поскольку это потребовало бы от него активных действий; легче сочинить тысячу причин, по которым он лучше другого соседа, гораздо более бедного, чем он сам.

Толпа сгрудилась вокруг упавшей вышки, между тем озерцо нефти постепенно расширялось. Мастер, у которого все еще постукивали зубы, никак не мог решить, поджечь ли скважину. Газ поднимается на сотни ярдов над землей и может вспыхнуть от малейшей искры; не так уж редко праздные зеваки становились жертвой таких случаев спустя несколько часов или даже дней от начала работы скважины.

Хлопнув виски для прояснения мозга, он решил не зажигать скважину. Нефть спокойно течет, а не бьет фонтаном. Газа должно быть немного. Ну, он думает, что немного. А я думаю, что он пьян в дым. Велел всем держаться подальше от скважины, хотя, завидев Нила Гилберта и двух его свиноподобных отпрысков, шлепающих в вязкой жиже почти у самого истока булькающего черного потока, немедленно возжелал Божьей искры. Наблюдая за нефтяной рекой, струящейся вниз по склону, я понял, что не за горами времена, когда ничто не сможет обуздать человеческую гордыню. Нам подвластно все. Кроме нас самих, разумеется.

Вакерос на лошадях попытались подтащить бревна и соорудить дамбу, но проиграли битву. Фермер-янки предложил в аренду свой новенький трактор «харт-парр». Будь он отсюда родом, просто пригнал бы машину, и все, но он с Севера и думает только о том, как бы набить карман. Поразмыслив, я согласился заплатить. Нефть течет прямиком в ручей – бревна не рассчитаны на аварийные работы.

Несмотря ни на что, народ был в приподнятом настроении и продолжал пить – все, включая недотепу бурового мастера и изрядно помятого помощника. Подтянулись люди из Карризо, хотя что их привлекло – черная яма, адская вонь, новые деньги, втекающие широкой рекой в карман самого богатого человека в округе, – я не понял. В полночь появился Полковник, гнавший по шестьдесят миль в час всю дорогу от Вичита-Фоллс, так что от скорости даже взорвалось колесо.

Он ввалился ко мне в кабинет. Сквозь распахнутое окно комнату заполняла вонь сероводорода, как будто сам дьявол курил у нас на террасе. По-моему, этот запах вполне резонно можно считать ароматом больших денег.

– Сынок. – Полковник стиснул меня в объятиях. Он, как и прочие, был навеселе. – Отныне ты сможешь заплатить за расчистку любых пастбищ.

Ни слова о Марии. В приступе паники я бросился в ее комнату. Она спала, тихо постанывая о чем-то. Я долго смотрел, пока она не начала беспокойно шевелиться.

8 июля 1917 года

Утром она поджидает меня внизу:

– Потрясающая новость, да?

Не знаю; у меня из головы не выходит ее судьба; какое счастье, что нефть нашли на нашей земле, а не на земле Гарсия.

– У тебя сегодня много работы?

– Вряд ли. Есть кое-какие дела в Карризо. Если хочешь, можем съездить вместе.

Она соглашается, и уже ничто не может испортить мне настроения, даже ворота, настежь распахнутые из-за непрерывного потока машин, снующих в направлении новой скважины и обратно, – сегодня с утра нашли полсотни сбежавших телочек.

В Карризо, как выяснилось, заняться нечем. Поддавшись внезапному порыву, мы решили съездить пообедать в Пьедрас-Неграс (зашел разговор о Нуэво-Ларедо, но Марии туда не хочется). Ехать туда не меньше трех часов, домой вернемся поздно, но это нас не смутило. Она уложила волосы в пучок, чтобы не растрепал ветер; я украдкой разглядывал ее теплые губы, черные ресницы, тонкие волоски на затылке.

До города мы добрались около четырех часов, я нервничал по поводу каррансистов, виллистов, сапатистов, но Марию, похоже, это нисколько не беспокоило. Не обращая внимания на призывные крики чистильщиков обуви и продавцов лотерейных билетов, мы отыскали таверну и устроились в патио под навесом. Заказали угря arranchera, рыбу на гриле, tortillas sobaqueras[116], авокадо с помидорами. Она пьет текилу сауэр, я – «Карта Бланка». Столько еды, что мы не справляемся. Размышляем, не заказать ли еще выпить. В машине опять начинаем колебаться.

Вместо того чтобы возвращаться домой, отправляемся дальше, в сторону старой миссии Сан-Бернардо. Развалины, маленькая одноэтажная церквушка, никакого сравнения с соборами Мехико, но в свое время это был форпост испанского влияния в этих краях. Все экспедиции на Север отправлялись отсюда и сюда же возвращались. До сих пор легко представить облегчение, которое испытывали путники, завидев на горизонте купол и арки миссии. И тревогу, когда покидали ее. Эта земля была гораздо опаснее Нью-Мексико.

А ведь Сан-Бернардо ненамного старше, лет на пятьдесят-шестьдесят, чем каса майор Гарсия. Я притих. Мария то ли читает мои мысли, то ли объясняет мое молчание иными причинами, но нежно берет меня под руку и кладет голову мне на плечо.

– Как хорошо выбраться из твоего дома.

Мы медленно, задумчиво бредем; самого главного пока не сказано. Она не выпускает моей руки, но и глаз не поднимает.

– А что твоя жена? Когда она вернется?

– Надеюсь, никогда.

– Ты с ней разведешься?

– Если смогу.

– На фотографиях она красивая.

– Она из хорошей семьи.

– Похоже, да.

– Она вышла за меня, потому что ее семья разорилась. Думала, выходит за юную версию моего отца, но этой версией оказался, к сожалению, мой братец Финеас.

– Может, она выбрала тебя, потому что ты красавчик.

– Вот уж нет.

– Точно-точно. У твоего брата физиономия проныры.

– Жена хотела, чтобы я стал другим человеком. Я рад, что она ушла.

Мы идем не размыкая рук, раскачивая ими взад-вперед, как дети.

Уже около машины она спрашивает:

– Мы ведь очень поздно вернемся домой, да?

Когда что-то серьезное ставится на карту, во мне берет верх та часть натуры, которая и сейчас глупо лепечет:

– Меня ждут обратно.

– О, – коротко бросает она, отвернувшись.

Садится в машину, нога на ногу, оглядывается на миссию и brasada дальше к югу, пока я завожу двигатель.

Устроившись на сиденье, я, нервно сглотнув, выдавливаю из себя:

– Возможно, ехать в темноте не совсем безопасно.

– Возможно, – улыбается она.

Неподалеку от железнодорожной станции мы находим отель.

– Как тебе здесь?

Мы молчаливы, как поссорившиеся супруги. В холле прохладно, под потолком крутится вентилятор, но по спине у меня струится пот. Каждый звук отзывается эхом, мои башмаки грохочут по полу, стойка скрипит, когда я опираюсь, записывая наши имена в книге регистрации. Мистер и миссис Гарсия. Клерк глупо подмигивает. Наш номер на втором этаже. Молча поднимаемся по лестнице, молча входим в комнату.