Метро 2035. Воскрешая мертвых - Ринат Таштабанов

К моему удивлению, урод с размаху швыряет рацию в ближайший ствол дерева. Она вдребезги разбивается. Следом в снег падает пистолет. Выродок срывается с места. Я, из-за страшной боли в глазах, пропускаю этот момент и с размаху получаю кулаком в челюсть. Валюсь в снег. Урод падает на меня, обрубками пальцев левой рукой прижимает шею, а правой начинает бить.

Раз!

Я точно получаю булыжником в скулу.

Два!

Перед глазами взрывается огненный фейерверк.

Три!

Рот наполняется кровью.

Выродок мутузит меня с чувством с толком, молча, явно вымещая давно накопленную злость. Он сильнее меня. Лихорадочно шарю рукой по снегу. Если я не найду отвёртку, то мне конец.

Есть!

Пальцы сжимают ребристую пластиковую рукоять. Коротким тычком, с силой, так, чтобы наверняка пробить плотную ткань куртки, втыкаю её ему в бок. Урод вскрикивает и вдавливает меня в снег.

– Ах ты, сука! – рычит он. – Я же обещал тебе, что удавлю!

Он наваливается на руку всем весом. Сдавливает мне шею. Я выдёргиваю отвёртку и, изловчившись, втыкаю её ещё раз. Силы на исходе, поэтому удар получается вялым, да и отвёртка короткая. Сразу до органов не достать. Выродок двигает мне коленом по яйцам. Меня пронзает острая боль от паха до живота, точно туда вонзили длинную спицу. Даже не могу кричать, только шипеть.

– Тварь! – орёт урод. – Зря ты не сдох тогда на кресте! Ты ещё не понял, что я выбрал билет в один конец и мне по херу, что со мной дальше будет! Зато мои будут жить!

Я хриплю. В глазах темнеет. У меня только один шанс убить его. Перехватив отвёртку, я вгоняю её остриё в ухо выродка. Поворачиваю под углом. Он истошно орёт. Я медленно давлю на рукоять, пока на меня не начинает капать кровь. Хватка урода ослабевает. Спихиваю его с себя. Пытаюсь отдышаться. Урод смотрит на меня мутнеющим взглядом. Из уха течёт струйка крови. В ночи она кажется чёрной.

– Ты… сдох…нешь… – шипит выродок.

Его губы расползаются в ухмылке, от которой мне становится жутко. Урод продолжает смотреть на меня. Часто дышит широко раскрытым ртом и наконец затихает.

Я встаю. Подбираю рюкзак. Осматриваю его. Набор невелик. Немного жратвы. Пара обойм для «макарова». Аптечка. Старая одежда. Не похоже, что этого хватит, чтобы дойти до Убежища. Я смотрю на мертвеца.

«Что же тебе пообещали, если ты согласился пойти на смерть? – думаю я. – Тоже спасал свою семью?»

Теперь уже всё равно. Я нарушил слово, данное священнику. Снова стал убивать. Похоже, это у меня получается лучше всего. Надо возвращаться. Оставляю рюкзак и пистолет рядом с телом Олега. Закидываю его снегом. Ухожу в ночь. Обратно. В монастырь.

* * *

– Отче, простите мне, ибо я согрешил, – я поднимаю глаза на священника.

Помимо меня, в келье за столом сидят Яр и Эльза. С момента как я вернулся в обитель, прошло около получаса. Старик внимательно смотрит на меня. Эльза и Яр молчат. Снаружи доносятся людские голоса. Слышится плач. Монастырь гудит как растревоженный улей.

– Всё это было предсказано, – нарушает повисшую тишину священник, – помнишь, я тебе говорил о пророчестве Алексия? Это испытание. Но тебя больше гложет не то, что ты сотворил, а то, что ждёт тебя впереди. Ведь так, Сергий?

Я киваю. Собираюсь с мыслями и быстро говорю:

– Мне нужно уйти от вас. Из-за меня вы в опасности.

– Я могу попытаться догнать разведгруппу, – бубнит Яр, – убить всех, пока они не дошли.

Я качаю головой.

– Олег специально разбил рацию, чтобы мы не могли выйти на них. Где их искать, тем более с такой форой по времени? Они могли разделиться или связаться с другой группой. Кто знает, как они провернули эту операцию. Даже если ты их найдёшь, нет гарантий, что дело выгорит. Надо исходить из худшего – скоро Батя узнает, где я, и вышлет карателей. Если я останусь с вами, будет бойня, а если…

– А если уйдёшь? – Эльза прерывает меня. – Ты думаешь, Колесников нас оставит в покое, если сказать ему, что тебя здесь нет? Ты на самом деле так считаешь, зная его?

– Нет, – тихо отвечаю я.

– Тогда, в чём вопрос? – удивляется Эльза. – Так и будешь всю жизнь бегать от судьбы?

– А что вы предлагаете? – я обвожу взглядом Яра, Эльзу и священника.

– Дать им бой, – говорит старик.

Мне кажется, что я ослышался. Я ожидал, что, когда вернусь, меня как минимум накажут за ослушание данному слову. А теперь весь разговор сводится к планированию обороны монастыря. У меня снова возникает забытое ощущение, что меня просто используют. Гоню его прочь.

– Вы представляете, сколько народа погибнет, и, скорее всего, зря, если мы попытаемся отразить атаку чистильщиков с огнестрельным оружием?! – я почти ору. – Это же самоубийство!

– На всё его воля! – священник поднимается из-за стола. Опирается руками на столешницу. Смотрит мне в глаза. – Разве ты ещё не понял, в чём заключается его мудрость? Что бы ты не предпринял, выход один – исполнить его волю и обрести судьбу!

Мне кажется, что я схожу с ума. Хочется орать от бессилия.

– Вспомни пророчество! – напирает священник. – Тот, кто однажды обитель спасёт, от братьев смерть отведя… Тот, кто однажды веру вернёт, огнём очищая тела! Это было сказано много лет назад. Ты думаешь, я не понимал, что последует за тем, как мы тебя спасём?! Как отправим за тобой Яра?! Что навлечём на себя гнев, как ты его называешь, Бати?! Маховик раскручивается с того дня, как тебя распяли на кресте и даже раньше. Ты просто шёл к этому событию несколько лет, а может быть и всю жизнь. Не мне судить об этом! Но ты должен верить! Иного не дано!

Священник часто дышит. Мне кажется, что всё это происходит не со мной. Какая-то параллельная вселенная, где всё, что бы ты ни сделал, приводит к одному.

– А в чём моё предназначение? – спрашиваю я. – Стать символом веры? Раз меня распяли, и я вроде как воскрес, то народ пойдёт за мной?

– Нет, – строго отвечает священник, – не замахивайся на крест, которой не сможешь нести! Нам нужен твой военный опыт, только и всего.

Я уже ничего не понимаю. Ещё недавно я слышал о том, что должен отречься от оружия, а теперь мне говорят, что война моё призвание. Недоумённо смотрю на священника, потом на Эльзу и Яра. Они молча смотрят на меня. Внезапно до меня доходит. Я вспоминаю слова священника о том, что, чтобы стать отверженным, нужно самопожертвование. Не иметь семьи. Привязанностей. Обретя в лице Авдия сына, я должен добровольно отречься от него. Я прокручиваю события последних дней и понимаю, что всё, что произошло, вело меня к этому дню. Я словно прошел через Чистилище. Скинул гнилую оболочку. Чтобы искупить былые грехи и стать тем, кто я есть на самом деле. Снайпером. Убийцей. Одиночкой. И в этом – моё освобождение от боли прошлого.