Хюррем, наложница из Московии - Демет Алтынйелеклиоглу

Последние слова Сулеймана произвели среди визирей, которые ничего не знали о произошедшем, переполох. Забыв на мгновение, что они находятся перед падишахом, изумленно загомонили.

Султан некоторое время наблюдал изумление подданных, а затем поднял руку, показывая всем молчать. Все замерли, так что в огромном зале было слышно лишь дыхание людей. Падишах вновь посмотрел в сторону решетки. А Хюррем теперь видела огонь, пылавший в глазах падишаха. Его губы сейчас должны произнести слова, которые решат ее судьбу. Жизнь или смерть? Счастье или горе?

Падишах сказал:

– Хотя мы разгневались, что такое важное известие от нас утаили, мы не могли не обрадоваться, что в конце концов мать наших детей открыла сердце истине и вступила на путь ислама.

Визири одобрительно закивали. Ибрагим разозлился. Сколько можно тянуть? Всего-то и надо было сказать: наложницу я отсылаю, дети едут с ней. И только. Зачем нужно всех здесь собирать?

– Я не буду больше затягивать свою речь, – вздохнул падишах. – Я долго думал над сложившейся ситуацией, все хорошо взвесил. И повелеваю следующее. Начиная с этого момента, Хюррем Ханым больше не наша наложница. Мы даруем ей свободу.

Тишина.

Каждое слово звенело у Хюррем в голове. Что это означает?

Ибрагим-паша не верил собственным ушам, с изумлением глядя на Сулеймана. Падишах не отрывал глаз от решетки.

– Да, – повторил Сулейман. – Мы освобождаем Хюррем Ханым от звания рабыни и наложницы. Отныне все, чем она обладает, принадлежит ей. Все то, что она получит, начиная с сегодняшнего дня, будет записано, как ее имущество.

Хюррем сидела оглушенная. У нее совершенно не осталось сил. Она ничего не слышала, не видела, не понимала. Она не видела, как Хатидже Султан радостно всплеснула руками. Не видела она и негодования в глазах Хафзы Султан.

Ибрагим-паша тоже стоял, как громом сраженный. Он уже готов был праздновать победу, как вдруг все рухнуло. «Врешь, – думал он, – никого не обманешь. Сейчас Сулейман освободит московитку и отправит из дворца, назначит ей жалованье, тем все и кончится». Но что делает Али Джемали-эфенди? По знаку султана шейх-уль-ислам подошел к решетке и раскрыл Коран. Где это видано, чтобы читали Коран, когда прогоняют наложницу?

Визири переглядывались, пытаясь как-то объяснить действия Сулеймана. Их собрали здесь сейчас явно для какого-то события. Но какого? Ладно, Хюррем освободили. Конечно, это правильно. Такой поступок достоин султана. Пусть теперь, будучи свободной, она найдет свое счастье. Но ведь Хюррем вроде бы уже нашла свое счастье, став матерью султанских детей. Тогда зачем же сейчас Сулейман приказал читать Коран?

Внезапно Валиде все поняла. Ей стало плохо, она прижала руку к груди: «Милосердный Аллах, мой сын, должно быть, сошел с ума».

А шейх-уль-ислам Али Джемали-эфенди продолжал читать Коран, и слова священной книги заставили всех присутствующих ненадолго обрести покой, забыв обо всех распрях. Но лишь ненадолго.

Дочитав священные аяты, ходжа закрыл книгу. Три раза поцеловал ее, приложил ко лбу и протянул падишаху. Тот тоже три раза поцеловал книгу, приложил ко лбу, а затем прижал к груди. Вновь раздался голос старого ходжи:

– Как вас зовут, сын мой?

Присутствующие раскрыли рты. Теперь все осознали, что происходит. Хюррем не очень хорошо понимала происходящее и, прислушиваясь к словам ходжи, думала, что он читает Коран той, что осуждена на смерть.

– Меня зовут Сулейман Шах, сын султана Явуза Селима Хана, – ответил падишах.

– Сулейман Шах, скажи мне, берешь ли ты в жены Хюррем Ханым, которая сидит здесь?

У Хюррем потемнело в глазах. Она не верила своим ушам. Да и никто не верил своим ушам. Только Искендер-паша улыбался, думая о том, что не зря его жена Семиха ходила на поклон к русской Хасеки.

Хатидже Султан поднялась со своего места, подошла к Хюррем и обняла ее.

– Сулейман женится на тебе, – тихонько сказала она ей.

Ходжа продолжал:

– Повтори при свидетелях, сын мой, берешь ли ты в жены Хюррем Ханым?

– Я беру в жены Хюррем Ханым, ходжа-эфенди.

– Вы все, присутствующие здесь, слышали ли вы эти слова?

Изумленные визири закивали: «Слышали, слышали, повелитель!»

Ибрагим-паша стоял, сраженный, проклиная про себя московитскую змею. Ходжа-эфенди повернулся к решетке:

– Как тебя зовут, дочь моя?

Воцарилось молчание. Хюррем не отрывала взгляд от глаз Сулеймана, и маленькие отверстия решетки совершенно не мешали ей. Она взяла себя в руки, расправила плечи и подняла голову.

– Я, – сказала она гордо, – Александра-Анастасия Лисовская, дочь священника отца Николая из Рутении.

На лице Сулеймана заиграла улыбка.

– Скажи мне, дочь моя, берешь ли ты в мужья Сулеймана Шаха, сына Селима Хана, который сидит перед тобой?

Молчание. Сначала никто не обратил внимание на паузу, но, когда она затянулась, все начали переглядываться. Хюррем увидела, что падишах помрачнел. Хатидже Султан в нетерпении сжала кулачки. А Хюррем молчала, потому что ей казалось, что все снится.

– Ты слышала меня, дочь моя?

Теперь волнение и нетерпение слышались и в голосе ходжи.

– Слышала, ходжа-эфенди.

– Тогда отвечай, берешь ли ты в мужья Сулеймана Шаха, сына Селима Хана?

– Беру.

– Слышали ли вы и эти слова? – обратился ходжа к визирям.

– Слышали.

– А если завтра вы предстанете перед Аллахом, будете ли вы свидетельствовать, что Сулейман Шах и Александра… то есть Хюррем Ханым являются мужем и женой?

– Будем, – ответили свидетели.

– В таком случае, – произнес Али Джемали-эфенди, – я объявляю этого мужчину и эту женщину, Сулеймана Шаха и Хюррем Ханым, перед лицом Аллаха мужем и женой.

Трудные годы

Все так спуталось и перемешалось, что Хюррем толком даже не насладилась свадебным торжеством.

Когда она вернулась к себе, не находившие от радости места, ее служанки во главе с Мерзукой сняли с нее белые одежды, которые она совсем недавно надевала, словно саван, и переодели ее во все пурпурное.

Прекрасное платье обтягивало плечи Хюррем, подчеркивая лебединую шею и грудь. На ее шее не было украшений, ибо Сулейман как-то сказал: «Такой шее, которой бы позавидовали даже лебеди, не требуются украшения». Так что тем вечером Хюррем решила – бриллиантами на ее шее будут жаркие поцелуи, которые запечатлеет на ней падишах.

Служанки повязали ей кушак на тон светлее платья. Концы шелкового кушака развевались, придавая походке Хюррем нечто воздушное.