Все пули мимо - Виталий Забирко

— А… Понял — кликуха подпольная, — киваю. И тут меня догадка ледяным холодом обжигает. — Слушай, а ты, случаем, не коммунист?!

— Приехали… — морщится Сашок. — Не путай грешное с праведным. У Гитлера тоже настоящая фамилия другой была — Шикльгрубер.

Затыкаюсь я тогда и молчу. И спрашивать не помышляю, кого он праведниками — коммунистов или фашистов, — а кого грешниками считает. И кто он сам. Как по мне, так хрен редьки не слаще.

Ну а дальше рутина сплошняком покатилась. Ничего мне Сашок не доверил, всё на себя взвалил, мне лишь представительские функции оставил. И корреспондентов через пресс-службу от меня на некоторое время отмазал — мол, дайте новому президенту в делах государственных, весьма запутанных его предшественником, разобраться, а уж потом он перед вами с программной речью выступит. Только он это сказал, как сразу запестрели газеты статьями глубокомысленными — пришел-де наконец к власти человек думающий, и теперь в России всё путём будет, то бишь не как всегда, а по-умному. И смех, и грех такое читать.

Так что если не считать пяти минут разговора с премьер-министром, когда я ему «посоветовал» все дела первое время с государственным секретарём обсуждать, а на меня выходить только в случае крайней необходимости, то больше ничего серьёзного я как президент за месяц не сделал. Разве что в течение двух недель послов иностранных по десятку в день принимал, пока они мне верительные грамоты вручали. Поначалу даже интересно было почести подобные принимать, однако уже где-то на день четвёртый-пятый чуть откровенно зевать начал — та ещё бодяга протокольная оказалась. Помню, вернулся с такой встречи, а у меня судорогой челюсти свело — зевоту сдерживал. Осмотрел меня лечила, что по штату президенту положен, пилюли выписал. Ничего, подействовало, зевать больше не тянуло. Зато скука и нудота от послов с их речами официозными до мозга костей заели. Интересно, а нет ли таблеток от скуки? А то «микстуру» веселящую здесь уже после протокола разносят, но и её по-человечески не хлебнёшь, поскольку впечатление складывается, что все её то ли дегустируют, то ли бокалы для приличия в руках держат, будто не алкоголь это, а отрава. Мать честная, да куда же я влип — погудеть на полную катушку не с кем!

Само собой, что первые три дня президентства я со всех концов света поздравления принимал от людей высокопоставленных. То телеграмму пришлют, а то и лично по телефону звякнут. Естественно, Блин позвонил одним из первых. Вначале поздравил он меня, а потом мы о том, о сём поболтали. Тут я ему о нашем споре — чья вилла лучше — и напомнил. В гости пригласил, чтоб сравнить. Посмеялся он жизнерадостно, но ответ уклончивый дал. Типа того, что, мол, поохотиться где-нибудь в Сибири возле наших стратегических объектов он не против, а вот моя усадьба личная в сферу жизненных интересов Америки пока не входит.

Ещё королева английская звонила, кажись, принц датский… Короче, всех не упомнишь.

Алиска, как про те звонки прознала, так глазки у неё и загорелись.

— А чего это ты их сюда приглашаешь? — с полуоборота завелась. — Давай сами куда с официальным визитом подадимся. В ту же Америку, к примеру. Ты-то там уже был, с президентом ручкался, а я нет. Хочу с его половиной близко познакомиться. У меня и платье белое от французских кутюрье специально для такого случая есть — ни разу не надевала. Представляешь картину, — здесь она на тон задушевный переходит, — приземляется наш самолёт в аэропорту Вашингтона, а на лётном поле уже оркестр гимн России играет, почётный караул в струнку выстроился, президент американский с распростёртыми объятиями встречи ждёт… И тут люк самолёта распахивается, и на трап я выхожу. В белом платье, в туфельках модельных, с шарфиком голубеньким, на ветру развевающимся… Улыбаюсь фотогенично, ручкой всем приветственно машу…

— А я где? — перебиваю ревниво.

— Ты?.. Ах, да. Ну, ты тоже из самолёта выходишь…

Размечталась, думаю пасмурно. Вас с супружницей Блина и на пушечный выстрел друг к другу подпускать нельзя, а то, вместе сведи, греха не оберёшься. Та такому феминизму обучит, что мне и Пупсик потом из-под каблука твоего выбраться не поможет.

А Сашок тем временем деятельность бурную развернул. Министры к нему так и шастают: по одному, по двое, а то и всем скопом. Попытался я было поинтересоваться, о чём он там с ними гутарит, но Сашок лишь рукой отмахнулся.

— Потом, потом! Придёт время — всё расскажу, во все детали посвящу. Сейчас некогда! — на ходу бросил и на очередную встречу помёлся.

Только стал я подмечать, что всё больше к нему военных наведываться стало. И чем дальше, тем больше. А министр обороны, так тот чуть ли не днюет и ночует в резиденции. К чему бы это? Думал, опять какая заварушка на Кавказе намечается, но всё гораздо круче повернулось. Такой поворот неожиданный приняло, что я, ей-ей, опупел.

Сижу я, значит, как-то под вечер в своём кабинете, от скуки в «очко» с референтом по внешнеполитическим связям режусь (дуб-дубом он, кстати, в этой игре — с трудом обучил). Коньячок цедим, референт мне байки о принцессе Люксембургской рассказывает. И складно, между прочим, бает, с подробностями интимными разными, а именами политиков знаменитых так закулисную жизнь европейского бомонда пересыпает, что я порой об игре забываю.

Тут дверь открывается, и Сашок входит. А я как раз колоду тасую.

— Третьим будешь? — предлагаю по-свойски.

— Нет, — отвечает твёрдо и такой на референта взгляд бросает, что тот сразу со стула вскакивает.

— Пойду я… Дела… — мямлит.

— Как хочешь, — плечами двигаю. — Но расплатиться не забудь. Карточный долг, он, знаешь, покруче долга чести.

Выложил референт на стол половину своей зарплаты месячной и побыстрее ретировался. Небось, рад до беспамятства, что Сашок впёрся, а то и штаны здесь бы оставил.

— А пить будешь? — спрашиваю и, не дожидаясь согласия, коньячок по рюмкам разливаю. По всему чувствуется, разговор у нас долгий предстоит — впервые Сашок, как государственным секретарём стал, ко мне вот так зашёл да ещё референта выгнал. Никак свою концепцию власти излагать созрел, а в ней, как говорится, без бутылки не разберёшься.

— Нет, не буду, — головой мотает. — И тебе не советую.

— Это ещё почему? — морщусь недовольно и рюмку коньяка, наперекор совету, оприходую.

— Потому, что завтра на тебя покушение будет, — под руку говорит.

Что колом коньяк в горле становится. Перхаю, кашляю, слёзы утираю.

— А ты… у меня… на что?.. — хриплю и минералку прямо из бутылки хлобыщу. Прочищаю горло и ору благим матом: — На что, спрашиваю?!! По слухам, ты КГБ возродил, а зачем, если его спецы ушами хлопают и до такого допускают?!

— Не ори, — спокойно замечает Сашок, садится напротив, себе минералки наливает. — Покушение фиктивное предстоит.

— П-поч-чему? — заикаюсь, совсем с толку сбитый.

— А ты всамделишного хочешь? — заламывает насмешливо бровь Сашок, отхлёбывает из стакана и жёстко, будто гвоздь одним махом вколачивает, рубит: — Потому, что пора власть по-настоящему в руки брать.