Семь братьев для Белоснежки - Екатерина Слави

— Не было ни дня, чтобы я не пожалела о том, что сделала, — сказала Аглая, и хоть голос ее звучал холодно и равнодушно, Алена слышала, что ее раскаяние — не притворство. — Но тогда я была словно одержимая. Болью, обидой, ревностью. Злостью на того, кто бросил меня, променял на другую. Мне хотелось отомстить. Жестоко. И ни на миг я не подумала о том, что моя месть обернется против меня самой.

Аглая сделала глубокий вздох и уже знакомым Алене надменным тоном произнесла:

— Но прошлое не воротишь, нет смысла говорить об этом.

Это была Аглая, какой Алена ее знала все это время. Тогда как ее дочь и внуки все, как один, постоянно терзались чувством вины друг перед другом, Аглае оно было не знакомо. Или же она просто ни за что не позволила бы кому бы то ни было увидеть себя с такой стороны, потому что наверняка считала это слабостью.

Алена глянула в сторону окон — пока она разговаривала с Аглаей, черная кошка повернулась и сейчас смотрела прямо на нее.

— Ты защищала меня от белой волчицы, но там, во сне, возле озера, вы были вместе, — не удержавшись, упрекнула ее Алена.

Кошка продолжала спокойно взирать на девушку парой желтых глаз.

— Она тебе не ответит, — сказала Аглая. — Если ты ждешь, что она предстанет перед тобой в человеческом облике, то этого не будет. Сторожеи человеческого облика не имеют и с людьми не говорят. Я исключение. Она говорит, это из-за моего своевольного характера. Мол, я и здесь по-своему поступить умудрилась — родную ипостась себе оставила. Характер, знаешь ли, большая сила. Сквозь проклятия, сквозь клятвы, сквозь любые преграды выпирает. Вот как у меня.

Алена остро почувствовала разницу между тем, как ровно Аглая говорила «она» в адрес черной кошки и последнем, произнесенном с особенной интонацией «Она», за которым стоял кто-то, кого Аглая опасалась, перед кем склоняла голову, даже если против своего желания.

— Эта чернушка, кто она? — спросила Алена.

— Бабка моя — Анна, — ответила Аглая. — Как и я, она в свое время пришла к Белому озеру просительницей. А просила она за мужа своего, чтобы жизнь в него вернулась. С мертвой душой он с войны пришел. А она отказаться от него не смогла. Ради него клятву дала — вечной службы после смерти своей. Теперь мы обе Ей служим.

— Ты меня убить хотела, потому что Она тебе приказала?

— Дура девка, — сказала Аглая. — Не хотела я смерти твоей. Напугать хотела. Так сильно напугать, чтобы бежала ты отсюда без оглядки, куда глаза глядят — лишь бы подальше от этого места. Спасти тебя хотела.

— От Нее? — спросила Алена.

Аглая долго не отвечала.

— Забудь, — наконец сказала она, строго глядя Алене в глаза. — Выброси его из головы. Не нужен он тебе — жила же как-то без него. И впредь без него проживешь. Другого найдешь — не связанного проклятием, свободного от той силы, которая не добра к людям. Ох, не добра совсем! Забудь его и уходи. Взрослая девка уже, и без отца своего справишься, устроишься как-нибудь. Даже если любишь — уходи. Пройдет время — забудешь. Человек все забывает. Наши чувства — враги нам. Когда они в самой силе своей, берут власть над нами, заставляют нас делать то, о чем потом жалеть будем, и губят. Не повторяй мою ошибку — сожми зубы и уезжай. Пройдет время — и лица его не вспомнишь. От любви следа не останется.

****Забыть Егора? Алена не отвечала. В сознании прозвучал его шепот, зовущий ее по имени: «Аленка». В этом шепоте было все: и нежность, и страсть и острая жажда близости с другим человеком, которой ему, обрекшему себя на одиночество, так не хватало. Близости с ней.

Забыть? Но даже если бы Алена смогла — она не хочет забывать.

Ее мысли перенеслись с Егора на призрака дома Каффа. Алена вспомнила, как однажды Влад сказал об Аглае:

«Она не такая уж плохая. Может быть, у нее тяжелый характер и сгоряча она способна на необдуманные поступки, но… Она по-своему заботится о семье».

«И впрямь заботится, — подумала Алена, улыбнувшись. — И все-таки Егор ее внук больше, чем кто-либо. Они так похожи… Оба стараются казаться холодными и грубыми. Оба скрывают свои настоящие чувства».

— Спасибо, что переживала обо мне все это время, — сказала она Аглае и развернулась, чтобы уйти.

— Постой. — Аглая заставила ее остановиться. — Помни, она постарается тебя обмануть. Будь осторожна. А лучше вообще не ходи к ней.

Алена снова двинулась к двери и больше уже не останавливалась.

— Не послушаешь ведь меня, — прозвучало ей в спину, но она и впрямь уже не слушала.

«Обещай мне, что больше не пойдешь в лес одна. Если с тобой что-нибудь случится, я себе никогда этого не прощу».

Алена хорошо помнила эти слова Егора. И совсем не забыла, что дала обещание, которое, вне всяких сомнений, собиралась сдержать.

Она не пойдет в лес одна.

В первый день ноябрьских каникул Алена стояла возле калитки одного из домов на краю села Белозеро — возле самого леса. Она была немного озадачена — звонка нигде не видно, а если постучать, то вряд ли внутри дома будет слышно. В конце концов, она решилась и толкнула калитку рукой. Та подалась.

То ли белозерские жители друг другу доверяли и не боялись воров, то ли Ирина Петровна, директор Белозерской школы, учитель краеведения и по совместительству классный руководитель Алены, была человеком рассеянным и забывчивым — из тех, кто совершенно не печется о собственной безопасности.

Направляясь по асфальтированной тропинке к дому, Алена осматривалась. Маленький садик с невысокими деревцами. Хозяйственные постройки. Возле дома — скамейки, на которых восседают разномастные кошки; по их упитанному довольному виду можно было легко сказать, что о них здесь заботятся и хорошо кормят.

Алена остановилась перед ступенями. Дом был небольшой, одноэтажный, судя по особенностям постройки — старый, но не запущенный, за ним следили, делали регулярные ремонты и окрашивали.

Еще раз оглядев дворик, Алена не заметила никаких признаков того, что здесь есть дети, как не было и признаков мужского присутствия. Ни детских игрушек или качелей, ни предметов, которые указывали бы на чисто мужские увлечения — техника, рыбалка, спорт. Похоже, Ирина Петровна жила одна. Заметив возле двери одинокого стоящую пару резиновых сапог, без которых на сельских дорогах поздней осенью, видимо, было не обойтись, и на взгляд прикинув размер — определенно на женскую ногу, — Алена укрепилась в своем предположении.

Поднявшись по ступенькам, Алена поднесла руку к двери и уже хотела постучать, как дверь вдруг открылась сама. Перед Аленой возникла хозяйка дома, и удивленно воззрилась на гостью.

— Алена? — озадаченно произнесла она.

— Здравствуйте, Ирина Петровна! — бодрым голосом приветствовала свою классную Алена, не забывая улыбаться. — А я к вам!