Всего лишь каприз - Марион Леннокс

А потом она окончила университет, нашла высокооплачиваемую работу, удобную квартиру. И, наконец, Джонатана…

Она вполне могла позволить себе обзавестись белым пушистым клубочком, который утешал бы ее в моменты отъезда Джона по делам фирмы. Могла ли собака стать частью той жизни, стиль которой Никки унаследовала от родителей?

И вот теперь…

Ей придется уезжать в командировки. Хотя ее работа не предусматривает длительные отъезды. Ей достаточно один раз съездить на объект, чтобы посмотреть, как все выглядит. Большая часть вопросов может быть решена через Интернет. И не было никакой необходимости постоянно посещать объекты, для которых она проектировала вентиляционное оборудование.

Родители считали — Никки делает успешную карьеру. И Джонатан был с ними согласен. Но теперь…

Вряд ли пришло время задуматься о смене рода деятельности. У Никки прекрасно получалось то, что она делала. И платили ей неприлично много. Она вполне могла нанимать работников для выполнения детальных работ.

Может, все-таки ей завести белый пушистый комочек?

Или оставить у себя Коняшку?…

Коняшка совсем не похож на белый пушистый комочек. Он раз в десять крупнее и гораздо больше нуждался в опеке.

«Возможно, мы с Гейбом смогли бы стать совместными опекунами собаки», — подумала Никки. Когда ей нужно будет отлучиться по работе, он останется дома и не выйдет в море.

Она что, с ума сошла? Собирается стать совместным опекуном для собаки размером с лошадь вместе с угрюмым рыбаком-землевладельцем?

У которого умопомрачительное тело. И бесподобно нежные руки. И голос, в котором звучит забота…

Никки посмотрела в дверной проем. Они договорились — если он оставит дверь открытой, ей не придется проверять его каждые два часа.

Если в результате он умрет, окажется, что договор был неверным.

По крайней мере, пес дышал. Она видела, как вздымалась и опускалась его грудь, вздымалась и опускалась. Он придвинулся к камину настолько близко, насколько это было возможно, чтобы не обжечься. Гейб поставил у огня защитный экран, чтобы из камина не вылетали искры, но Никки была уверена — даже если бы на пса попали искры, они бы его не разбудили.

Но почему она задумывается над тем, чтобы оставить у себя пса?

Да просто…

Последние несколько недель стали для Никки невыносимыми. На словах все звучало чрезвычайно красиво: она хотела переехать к морю, но здесь у нее не хватало работы, которая заполнила бы все ее дни и ночи, казавшиеся невыносимо долгими и безмолвными. Она уезжала из Сиднея в злобе и отчаянии, и по ночам эти чувства вновь начинали преследовать ее. К тому же ночи в сельской местности были наполнены странными пугающими звуками.

— Все потому, что парни вроде тебя завывают на пляже, — вслух заявила Никки, и Коняшка, подняв голову, посмотрел на нее. Затем вздохнул и снова положил голову на лапы, словно ему было слишком тяжело держать ее поднятой.

Огромная раненая собака. Ее новый лучший друг?

Она снова посмотрела в соседнюю комнату. Гейб крепко спал, одеяло едва прикрывало бедра…

«Он тоже испытывает боль», — подумала она, внезапно догадавшись о причинах его поведения. И дело вовсе не в ударе, который она нанесла ему вчера кочергой. Он живет в доме, предназначенном для большой семьи, в миле от города, сам по себе. И у него даже нет собаки…

— Ему тоже нужна собака, — сказала Никки Коняшке. Совместное опекунство показалось ей отличной идеей. — Да, но это будет непросто. — Она встала и направилась к двери спальни Гейба.

Грудь его мирно поднималась и опускалась. А вот вид самой обнаженной груди заставил Никки почувствовать нечто странное в районе собственной груди…

Опять эти гормоны! Она должна научиться управлять ими.

Надо немедленно вернуться к собаке.

Она встала на колени и почесала у пса за ушами. Он пошевелился и выдал протяжный низкий собачий стон, в котором она услышала вовсе не собачью печаль и боль.

Никки положила голову на пол рядом с его мордой. Они лежали практически нос к носу.

— Все в порядке, — сказала она. — Я не хочу больше заводить белого и пушистого. И я думаю, что все-таки люблю собак. Я не отпущу тебя к ветеринару.

Огромная лохматая лапа легла ей на плечо.

Какой бы абсурдной ни показалась ей ситуация, она лежала и обнимала пса. Ее руки обвились вокруг него. Его темные глаза казались просто огромными.

Сможет ли она оставить его у себя?

Ее мама была в Хельсинки по очень важным делам. А отец — в Нью-Йорке.

— Да, а я здесь, — сказала она Коняшке, испытывая новое и странным образом утешающее чувство от близости собаки, наполнившее ее теплом. — Я здесь, лежу у камина вместе с тобой, а за дверью спит наш хозяин. Он сердитый, но я подозреваю — под маской неприветливости скрывается чувственная натура. И что-то мне подсказывает — он позволит тебе остаться.

От огня шло обволакивающее тепло. Прошлой ночью ей не удалось выспаться. Она замешкалась на мгновение, потом стащила несколько подушек с дивана и положила их возле Коняшки. Он вздохнул, но вздох его прозвучал как-то по-новому. Словно жизнь начала налаживаться.

— Идеально, — сказала Никкита Моррисси, специалист по проектированию вентиляционных систем, решившая переехать поближе к морю и снять там дом. — Давай вместе начнем все сначала. Ты и я — и Гейб, если захочет к нам присоединиться. Добро пожаловать в новую жизнь!

Когда Гейб проснулся, все еще ярко светило солнце. Ему потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, почему он в постели, когда часы показывают два часа дня, и почему на полу его гостиной на подушках спят свернувшиеся клубком женщина и собака.

Коняшка. Никки.

Никки спит, обнявшись с Коняшкой?

Собака как-то не подходила стилю этой женщины. Честно говоря, все уже смешалось до неузнаваемости. Ему с трудом удалось привести мысли в порядок.

Сейчас он должен был находиться в сотнях миль от берега. Каждый день простоя лодки в бухте стоил денег. Впрочем, средств у него достаточно. По крайней мере, на день можно забыть о рыбалке.

Гейб почувствовал себя невероятно комфортно. Сколько времени прошло с тех пор, когда он позволял себе просто поваляться в кровати? Не спать, а именно валяться, уставившись в потолок?

Он всегда был одиночкой. В детстве пляж служил ему убежищем от несчастий, которые поджидали его дома. Брак его родителей был ошибкой. Его отец испытывал нездоровую собственническую страсть к своей гораздо более молодой супруге, не желая ни с кем ее делить. Когда Гейб проводил с мамой время, его отец весьма злобно реагировал на это. И для Гейба единственным способом выживания было одиночество. А когда он вырос, местом его уединения стала лодка.