Посылка для Анны - Миранда Дикинсон

Джульетта вернулась из недельного отпуска, отлично сознавая, что персонал уже знает о ее недавней потере. Пирс, ее верный заместитель, неуверенно предложил Джульетте объятия вдобавок к традиционному прикосновению щекой к щеке, и она видела сочувствие в глазах коллег, которые в тот день пришли на утреннее собрание редакции. Но к середине дня ее начало знобить, и она решила выйти на прогулку, чтобы успокоить нервы. Джульетта понимала, что это совершенно на нее не похоже, но она нуждалась в свободном пространстве, чтобы поразмышлять. А вернувшись, торопясь к лифту, двери которого уже закрывались, она заметила в нем Анну Браун, симпатичную девушку с ресепшена, которая смотрела на нее с состраданием.

– Благодарю, – выдохнула она, когда лифт начал подъем. – Анна, если не ошибаюсь?

Девушка кивнула и тут же протянула ей ладонь:

– Да. Анна Браун. Я работаю в приемной.

У нее был милый акцент, который Джульетта тут же опознала. Корнуолльский.

После второго развода она сняла дом у обрыва с видом на море неподалеку от Пэдстоу[10], где четыре месяца зализывала раны, бездельничая и каждый день прогуливаясь к местной деревеньке, чтобы купить газеты и необходимые мелочи. Она помнила тот успокаивающий эффект, который оказывали на нее разговоры с новыми соседями, и мягкий, певучий тон их речи, похожий на движение морских волн.

– Я знаю, кто вы, – ответила Джульетта, и ее улыбка начала угасать вместе с разговором.

А затем Анна Браун сказала:

– Простите, но мне действительно очень жаль, что ваша мама умерла.

За все то время, которое прошло после возвращения Джульетты из отпуска по семейным обстоятельствам, эта молодая женщина стала первой, кто прямо сказал о ее потере. Джульетта в изумлении покачала головой:

– Благодарю. Мы не были близки.

Для другого человека такая краткость стала бы предупреждающим сигналом. Но не для Анны.

– Я понимаю. Я тоже не близка со своей. И все же мама есть мама.

Это было самое обычное замечание, но в том лифте в тот день молодая женщина заговорила с Джульеттой Эванс так, как мало кто в ее жизни решался заговорить. И она поняла, что боль, давящая на нее, была на самом деле виной: она хотела тосковать по той, кто не сделал ничего, чтобы это заслужить. Слова секретарши с ресепшена наконец позволили ей горевать вопреки тому, что ее мать не была этого достойна.

А потому, когда команда топ-менеджеров дала зеленый свет программе ворк-шедоуинга в компании, Джульетта вспомнила доброту Анны и с личным интересом взялась за ее назначение. Теперь, глядя на лист совмещений, лежащий на ее столе в ожидании последних правок и подписи, она остановила палец на паре имен: Бен Мак-Ара и Анна Браун. Улыбнувшись, она откинулась на спинку своего дорогого директорского кресла из белой кожи. Как она и говорила, результат совмещения был идеален.

Всеобщее возбуждение, вызванное неожиданным и загадочным подарком для Анны, заставило ее временно забыть свой страх перед будущим местом ворк-шедоуинга. Но рабочая неделя продолжилась, и маячивший на горизонте призрак вернулся, становясь все темнее и мрачнее. За выходные ее нервозность только усилилась, и вот ожидание закончилось, а день, которого она так боялась, настал. Стоя на брусчатке у входа в «Дейли мессенджер», Анна непроизвольно взглянула вверх, на окна третьего этажа, где находился отдел новостей, – бьющееся сердце газеты, место, где ей предстояло пробыть две недели. Она изо всех сил старалась не тревожиться, но сегодня нервное напряжение оказалось сильнее ее. Прошлой ночью все ее сны были полны грубых ошибок и неудач, которые случались в тот момент, когда ее окружала насмешливая толпа. Если она ошибется здесь, не справится с задачей, все увидят ее промах. А вдруг она станет посмешищем в первый же день работы с Беном?

И это была совершенно иная проблема. Несмотря на то что она несколько месяцев восхищалась красавцем журналистом, сидя в безопасности и анонимности за стойкой ресепшена, она не обменялась с ним и пятью словами. И, даже когда он желал ей доброго утра, что случалось очень редко, неловкость и робость едва позволяли ей ответить прежде, чем он уйдет. Она не могла объяснить себе собственную реакцию. Обычно она уверенно держалась с мужчинами, разве что чуть смущенно (впрочем, так она реагировала на всех новых людей). Около двух лет назад у Анны были долговременные, как она считала, отношения с молодым архитектором Томом, пока он не оставил ее ради работы в Нью-Йорке. С другими мужчинами в офисе – Тедом, Ашрафом и многочисленными журналистами, которых она время от времени встречала, когда они выходили из отдела новостей, – она вполне могла поддерживать разговор. Но Бен Мак-Ара – это совсем другой случай. А ей предстояло общаться с ним две недели. Что, если она не сможет набраться смелости и не сумеет наладить контакт? Тиш, естественно, сразу же отмахнулась от ее тревог.

Вчера они прошли несколько кварталов от Уолтон Тауэр до маленького букинистического магазинчика, где Тиш постоянно флиртовала с седовласым продавцом. В тот краткий миг, когда объект воздыханий Тиш отвлек настоящий покупатель, Анна поведала ей о своих страхах.

– Я просто не знаю, что ему сказать, – пожаловалась она, снимая с полки пыльный томик поэзии времен Первой мировой войны и вдыхая запах старой бумаги и чернил.

– Просто говори, что тебе в тот момент придет в голову, милая.

– А что делать, если ничего не придет?

Тиш сунула сборник стихов Россетти[11] в тканевом переплете поверх ряда книг и цокнула языком, когда Анна вернула его на законное место.

– У тебя проблемы с аккуратностью, понимаешь? Расслабься. Все дело в том, что ты на незнакомой территории. А послезавтра она уже станет знакомой.

– Я правда очень не хочу этого делать.

– Я знаю, что не хочешь. Но жизнь полна того, что мы не хотим делать. Я вот не хочу ежемесячных собраний с моим жутким боссом, но это прописано в моей должностной инструкции. А ты хотя бы займешься чем-то интересным. Ты же хочешь заниматься интересными вещами, правда?

– Я же здесь, с тобой, охочусь на симпатичных книготорговцев, правда?

Шутка была отвлекающим маневром: по правде говоря, Анна ничуть не радовалась возможности заниматься интересными вещами, по крайней мере теми, которые могли привлечь к ней нежелательное внимание. Она выросла в постоянной неуверенности, которую порождала жизнь, полная драмы, и много боролась за то, чтобы оставить ее позади. Ее работа, доверенный круг друзей и размеренное существование в Лондоне нравились Анне. Она знала, где ее место, и не давала шансов никаким неприятным сюрпризам и неожиданностям застать себя врасплох.