Не будем друзьями - Вера и Марина Воробей

– Отстань! Я нормально себя чувствую. И не называй меня так, ясно?

– Как? – не поняла Наталья Романовна.

– Красавицей. Ненавижу, когда ты так говоришь! – Лу чувствовала – еще секунда, и она не сможет больше сдерживать слез, а мама, как назло, пустилась в пространные рассуждения:

– А что я такого сказала? Ты ведь и вправду у меня красивая. Прямо картинка, а не личико! Но, к сожалению, я тут ни при чем. Красоту ты унаследовала от отца. Хоть что-то хорошее, – вздохнула мама.

– Ненавижу свое лицо! – уже не сдерживая слез, выкрикнула Лу. – Какая от него польза, если у меня душа черная?! И тебя ненавижу за то, что ты меня такой воспитала! Разве ты не видишь, что я чудовище? Скажи, в кого я такая злая, завистливая и подлая? – Лу бросила на мать быстрый взгляд. – Нет, ты скажи мне, в кого?

– Доченька! – Наталья Романовна попыталась обнять Лу за плечи, но та, брезгливо поморщившись, отскочила к окну.

– Не прикасайся ко мне! Слышишь, не смей ко мне прикасаться! Это ты во всем виновата! Это ты сделала из меня монстра! «Ах, доченька, ты у меня такая красивая! Ах, какая ты у меня умная! Ты лучше всех!» Да ты же с самого детства вбивала мне в голову эту чушь, а когда я выросла, то увидела, что вокруг полно людей, которые и красивей, и умней, и вообще лучше меня в тысячу раз! Но смириться с этим я уже не смогла!

– Лу, выпей воды! – испуганно попросила мама.

Она уже не пыталась подойти к дочери. Таких истерик Наталья Романовна боялась больше всего на свете.

– Ненавижу! – Лу подняла на мать побледневшее лицо.

Ее белые, обескровленные губы были плотно сомкнуты, а под глазами обозначились темные круги. Нужно было срочно что-то предпринимать, как-то остановить истерику, не дать ей развиться. Это Наталья Романовна понимала слишком хорошо. Еще свежи были воспоминания о том нервном срыве, после которого ей пришлось определить Лу в загородную лечебницу. Мать подошла к дочери и со всего маху влепила ей звонкую пощечину. Она совсем не хотела причинять Лу боль и унижать ее, но по-другому было нельзя.

– Умойся и отправляйся спать, – дрогнувшим голосом произнесла Наталья Романовна.

Какое-то время Лу ошарашенно смотрела на мать, словно никак не могла взять в толк, что та от нее хочет, а потом, ни слова не говоря, медленно поплелась в ванную.

Дождавшись, пока за дочерью закроется дверь, Наталья Романовна опустилась на табуретку и, обхватив голову руками, тихо заплакала.

Да, в последнее время она так много времени отдавала работе, что невольно отдалилась от Лу. А ведь врач той загородной клиники предупреждал, что она должна постоянно быть в курсе дел своей дочери и ни в коем случае не допускать подобных истерик, потому что они неминуемо ведут к нервному срыву.

О том, что тогда, два года назад, Лу лежала в загородной больнице, не знал никто, кроме Черепашки. Но, доверяя Люсе эту тайну, Наталья Романовна могла быть уверена: больше об этом не узнает ни один человек. Случилось это после того ужасного происшествия, когда Лу ради спасения Костика решила инсценировать собственное похищение. Казалось бы, все обошлось: Костику удалось самостоятельно уладить конфликт, а Лу с помощью милиции нашли на даче у Володи Надыкто. Наталья Романовна тогда не ругала дочь, она была счастлива, что та жива и здорова, но все-таки спустя неделю у Лу произошел этот нервный срыв – слишком много всего ей пришлось пережить.

Больница, в которую Наталья Романовна положила дочь, считалась очень хорошей. Лечение там стоило не дешево. Лу пролежала там две недели, и с тех пор лишь раз в полгода к ним домой приезжал Сергей Михайлович – лечащий врач Лу. Он беседовал с девушкой и всякий раз после осмотра говорил маме, что поводов для беспокойства нет – состояние Лу вполне стабильно и не вызывает опасений. И все-таки Сергей Михайлович неизменно напоминал Наталье Романовне, что она должна беречь дочь от стрессов и при малейшем намеке на срыв обращаться к нему. Врач уверял, что если Наталье Романовне удастся обеспечить Лу спокойную и размеренную жизнь, то годам к шестнадцати-семнадцати они об этом неврозе и думать забудут. Он никогда не называл недомогание Лу болезнью, предпочитая более обтекаемую и мягкую формулировку – пограничное состояние. То есть состояние на грани нормы и патологии. Однако Наталью Романовну эта формулировка пугала больше, чем если бы врач поставил Лу какой-нибудь вполне конкретный диагноз. Потому что за словосочетанием «пограничное состояние» женщине виделась какая-то постоянная угроза. Будто бы в любую секунду ее дочь могла не удержаться на этой зыбкой границе и сорваться в пропасть.

К огромному сожалению Натальи Романовны, Лу унаследовала от отца не только красоту, но и эту самую нервную болезнь. Вспыльчивый и неуравновешенный, Мухамед Геранмае, с которым мама Лу познакомилась в университете на первом курсе, даже гордился своим крутым нравом, а эти нервные припадки, которые случались с ним довольно часто, называл болезнью королей. Отец Лу родился и вырос в Арабских Эмиратах, а вот учиться приехал в Россию, которая тогда еще была Советским Союзом. Мухамед Геранмае утверждал, что в его жилах течет исключительно королевская кровь, но маме Лу тогда на этот факт было, честно говоря, абсолютно наплевать. Она просто без памяти влюбилась в гордого и своенравного красавца, а через год у них родилась Лу.

По настоянию отца девочку назвали Луизой. С таким не очень привычным для русского слуха именем ее мама смирилась, но когда речь зашла о том, чью фамилию дать ребенку, матери – Сорокина или отца – Геранмае, она всеми силами пыталась настоять на своей фамилии. Но Мухамед закатил очередной скандал, он и слушать ничего не желал: дочь должна носить фамилию его благородных предков. Конечно, тут он не мог не вспомнить о своем высоком происхождении. И мама Лу уступила, потому что очень любила своего мужа. Однако родители прожили недолго. Они развелись, когда Лу и года не было. Скандалы участились, превратив их совместную жизнь в сущий ад. Как уже говорилось, Мухамед Геранмае гордился и бравировал своими расшатанными нервами и о том, чтобы обратиться к врачу, даже слушать не желал. В итоге ради спокойствия дочери Наталья Романовна приняла решение расстаться с мужем.

Все эти годы она молила Бога, чтобы Лу не передался по наследству характер и болезни отца. Но судьбе было угодно распорядиться иначе. Один раз дочь уже лежала в нервной клинике, а теперь вот у Лу снова случилась истерика. И как считала Наталья Романовна, случилась она совершенно на ровном месте. Нужно было срочно принимать меры. А какие, собственно говоря, меры она могла принять? Лишь одну – позвонить Сергею Михайловичу. Но Лу ни в коем случае не должна слышать этого разговора. Так, во всяком случае, казалось Наталье Романовне.

Стараясь ступать неслышно, она выскользнула из кухни и осторожно, на цыпочках подошла к закрытой двери комнаты Лу. Оттуда не доносилось ни звука. Наталья Романовна, легонько толкнув дверь, заглянула в образовавшуюся щель. Лу неподвижно лежала на кровати с закрытыми глазами. Потянув круглую ручку на себя, Наталья Романовна плотно прикрыла дверь.

«Конечно, она не спит, – рассуждала про себя женщина. – Просто не могла заснуть за такое короткое время. И трогать ее сейчас не стоит. Но если закрыться на кухне, то Лу ничего не услышит».